Конечно, это означало, что Масуд, человек, который когда-то был соратником отца, теперь превратится в его врага. Тем не менее я уверен: отец питал глубочайшее уважение к Масуду. Помню, как он сказал:

— Ни один русский ни разу не проник на территорию, защищаемую Масудом.

Сам я лично встречал другого бывшего военачальника, шейха Сайяфа. У него была заметная внешность. Шейх носил длинную, черную как ночь бороду, к тому же необыкновенно густую — такой пышной и длинной бороды я никогда еще не видел. Его мощное телосложение тоже изумляло. Шейх был высоким, почти как отец, и невероятно широким в плечах. Я прежде не встречал такого великана, и самое удивительное: в его огромном теле не было ни капли жира. Телосложение шейха оказалось настолько необычным, что его невозможно описать. Жаль, что у меня нет его фотографии. Когда мы встречались, я старался не таращиться на шейха Сайяфа, но это давалось мне с большим трудом. Взглянув на его бороду и мощную фигуру, я сразу решил, что в свое время он был самым великим воином — а это кое-что значит. Почти все афганские солдаты, каких я встречал, выглядели сильными и грозными.

Затем наступил день, когда отец сказал:

— Довольно визитов. Пора заняться подготовкой нашего нового дома в Тора-Бора.

Я надеялся, что подаренный отцу участок земли в Джелалабаде заставит его забыть про гору Тора-Бора, чье название, означавшее «черная пыль», уже не внушало оптимизма. Я хотел остаться жить в старом дворце, пока отец не сможет построить для нас дом в городе. Но по непонятной причине отец явно торопился отправиться в горы. Проведя всего месяц в Джелалабаде, он заявил, что пора ехать в Тора-Бора и посмотреть на его собственную, личную гору — гору бен Ладена.

К тому времени я снова стал страдать от астмы, но, к моему великому отчаянию, в Джелалабаде не было ни ингаляторов, ни необходимых медикаментов. Я поступил глупо, не решившись взять с собой в тайне от отца свои лекарства. Мне становилось все труднее дышать с каждым днем. Отец заметил мое прерывистое дыхание и приказал одному из своих людей отобрать у трудолюбивых пчел несколько сот. Отец внимательно следил, чтобы я дышал через эти соты, но его домашние средства лечения совсем не помогали. Однако если отец вбивал себе что-то в голову, переубедить его было трудно. Признав наконец, что мед не помогает, он приказал одному из своих людей сварить несколько луковиц и отжать сок в кастрюлю. А затем велел мне вдыхать луковый отвар. Как и в случае с медом, это не возымело никакого действия. Наконец отец велел мне налить оливкового масла на тлеющие угли, наклониться над ними и вдыхать дым так глубоко, как только возможно. Этот дым только усугубил положение — дышать стало еще труднее, и я боялся, что умру. В очередной раз испытывая приступ удушья, я чувствовал, как мне казалось, запах сырой могилы. И с радостью променял бы свою часть горы бен Ладенов на маленький ингалятор.

В таком жалком положении я находился, когда мы отправились по пыльной дороге из Джелалабада к Белым горам — туда, где находилась гора Тора-Бора.

Дорога, шедшая к Белым горам, была немощеной, и облака пыли кружили над грузовиками марки «тойота» — любимым средством передвижения в Афганистане. Поскольку Джелалабад и его окрестности располагались на равнине, я надеялся, что, несмотря на качество дорог, нас не слишком будет трясти, но ошибся. Я ворчал про себя, что афганские дороги, очевидно, самые плохие и запущенные в мире. Грязь была повсюду, за исключением разве что двух центральных улиц Джелалабада. И пассажиров на дорогах бросало так, что зубы стучали, особенно когда колеса попадали в кротовые норы или наезжали на камни. Меня швыряло по грузовику, словно щепку, и я шумно и горестно вздыхал, начиная сожалеть, что отец из всех сыновей выбрал именно меня сопровождать его в этом путешествии.

Я все еще не мог поверить, что мы докатились до такой жизни. Отец был членом одной из самых богатых семей Саудовской Аравии. Мои двоюродные братья жили в роскошных домах и посещали лучшие частные школы страны. А я, сын одного из богатых бен Ладенов, оказался в дикой стране и задыхался в маленьком грузовике, окруженный афганскими солдатами, вооруженными до зубов, направляясь вместе с отцом на пустынную гору, чтобы заявить на нее права и построить там жалкую лачугу для нашей семьи!

Я взглянул на отца. Его, похоже, не тяготили суровые условия существования, даже напротив — он испытывал воодушевление. Возможно, риск, которому он подвергался, совершая в молодости свои военные подвиги в Афганистане, стал для него необходимым жизненным стимулом. Я надеялся, что это не так. Но в любом случае мой отец был сильным и выносливым человеком.

Я заметил в окно силуэт горы Тора-Бора — она величественно возвышалась милях в тридцати пяти от нас. Джелалабад остался далеко позади, и дорога становилась все ухабистей и все сильнее петляла среди крошечных деревушек. Перед глазами представали удручающие картины: убогие лавки, выстроившиеся вдоль узких деревенских улиц, подростки, поливающие водой дорогу, чтобы прибить пыль, дети, забавляющиеся игрушками, сделанными из маковых головок. Как несложно догадаться, женщины и девушки, достигшие половой зрелости, были заперты в своих домах, надежно спрятанные от посторонних глаз.

Огромные маковые поля отвлекли меня от моих забот. Даже отец заинтересовался ими и спросил:

— Каково предназначение всего этого? — указав рукой на бескрайние зеленые маковые поля.

Мы прекрасно знали, что из мака делают опиум, который потом превращается в героин.

Шофер пожал плечами.

— Здешние фермеры рассказывают, что духовный лидер талибов мулла Омар выпустил фетву, в которой говорится, что афганский народ должен выращивать и продавать мак, но продавать только Соединенным Штатам. Мулла сказал, что его цель — отправлять столько тяжелых наркотиков в Соединенные Штаты, сколько удастся вырастить, чтобы американские деньги текли рекой в Афганистан, а американская молодежь гибла, пристрастившись к героину.

Отец нахмурился, и на его лице появилось выражение озадаченности. Из того, что он слышал про муллу Омара, он знал: как и большинство мусульман, тот избегает всего, что связано с наркотиками. Когда он сказал об этом шоферу, тот ответил:

— Да, наш добрый мулла Омар не приветствует торговлю наркотиками. Он издал эту фетву только в целях борьбы с американцами.

Отец ничего не сказал, но я знал, что он не одобряет этой идеи. Несмотря на его растущую ненависть к американцам, он следовал исламским убеждениям, запрещавшим верующим торговать наркотиками, независимо от целей торговли.

Меня удивило, что лидер «Талибана» ненавидит американцев. Я знал: мой отец считает, что, если бы американцы не совали свой нос в дела Саудовской Аравии, он и его бойцы-моджахеды смогли бы спасти Кувейт и Саудовскую Аравию без их помощи — тем самым укрепилась бы репутация отца, он стал бы величайшим арабским героем всех времен. Именно американцы виноваты в том, что он оказался в столь невыгодном положении и вынужден был бежать из родной страны. А затем из-за них его выслали из Судана.