Исход очередной битвы был предрешен. Речь Константина стала погребальной речью по Византии. Норвич передает, что творилось в Константинополе 28 мая 1453 года, – в последний понедельник византийской истории. Горожане, включая василевса, собрались на церковную службу. Все колокола звенели, все самые почитаемые иконы и драгоценные реликвии вынесли на улицы. Движимые единым порывом, люди шли к собору Святой Софии даже с самых отдаленных городских окраин. Православные и католики в первый и последний раз позабыли о литургических различиях. Храм являлся духовным центром Византии, и в момент кризиса не оставалось ничего другого, как собраться именно здесь.

Понедельник 28 мая и последующая ночь для константинопольцев изобиловали редкими и дурными знамениями. По словам Михаила Критовула, иконы, колонны и статуи в церквях покрывались потом. Мужчины и женщины находились во власти видений и уверяли, что не следует ждать ничего хорошего. Предсказатели пророчили множество несчастий. Критовулу удалось передать атмосферу ужаса и безысходности, охватившую город. Он в мельчайших подробностях расскажет о последних днях византийской столицы и после ее падения станет автором первого произведения новой, османской эпохи – напишет по заказу Фатиха 5-томное «Историческое сочинение» о деяниях султана в 1451–1467 годах, известное также как «История Мехмеда II».

Константинопольцам особенно запомнилось невиданное и зловещее событие – солнечное затмение. Оно настолько понизило дух осажденных, что решено было последние мольбы обратить к Богоматери. Благочестивые горожане поставили ее икону на носилки и торжественно понесли по улицам. Все, кто мог покинуть свои боевые посты на Феодосиевых стенах, присоединились к процессии. Однако во время медленного и торжественного шествия икона вдруг упала с носилок. Тем, кто бросился ее поднимать, икона показалась очень тяжелой, будто сделанной из свинца.

Когда процессия возобновилась, началась гроза с градом. Затем хлынул такой сильный ливень, что все улицы затопило. Процессию пришлось прекратить. На следующий день на столицу опустился густой туман – явление, совершенно невиданное для Константинополя в мае. Испуганные византийцы шептались, что это Богоматерь окутала себя облаками, дабы незаметно покинуть город. Ночью туман рассеялся, и горожане заметили вокруг купола Святой Софии странное и тревожное сияние.

А дальше все было, как рассказывалось выше. «Базилика» Урбана пробила брешь в Феодосиевых стенах, и в Константинополь ринулись янычары. Константин XI Палеолог погиб. Город умирал, словно большое израненное животное: он содрогался от выстрелов, гудел и стонал тысячами голосов своих обреченных на смерть защитников, его лихорадило от пожаров, по улицам текли реки крови, а дома и крепостные стены ломались и крошились, словно зубы и кости. Из-под гор трупов не было видно мостовых. Воды Босфора окрасились в красный цвет. Мертвые тела, сброшенные в Мраморное море, еще не одну неделю мешали судоходству. Мехмед II, увидев, что творят его воины в захваченном Константинополе, нарушил мусульманский обычай и остановил разграбление города вечером первого же дня.

По мнению Критовула, Фатих проникся величием и красотой Константинополя. Узрев повсюду развалины, Мехмед якобы раскаялся в том, что все это совершалось с его ведома – он пустил слезу и воскликнул: «И такой город мы обрекли на грабежи и уничтожение!» Шагая по пустым коридорам резиденции Палеологов – Влахернского дворца, – султан бормотал строки из стихотворения неизвестного персидского поэта:

Эти строки стали эпитафией сразу для трех империй – Римской, Византийской и Тимуридской. Мехмед II осуществил мечту Османской династии – после стольких лет христианская столица покорилась исламским завоевателям. Спустя несколько часов на поруганный Константинополь опустилась удушливая ночь. Всполохи пламени озаряли развалины Феодосиевых стен, Ипподрома и Текфур-сарая. Над Босфором молчаливо возвышалась Румелихисари – крепость, превратившаяся в грозного стража Стамбула и призванная защищать его от любых захватчиков.

Подобно другим цитаделям, Румелихисари использовали как таможенный пост и тюрьму. В 1509 году она пострадала от землетрясения, в 1746 году – от пожара. Селим III восстановил крепость, но в XIX веке она была заброшена. Памук вспоминает, как удручающе выглядела Румелихисари в годы его детства: в стволах пушек, поставленных у крепостной стены, спали пьяницы и бездомные; там же валялись окурки и прочий мусор. Именно тогда маленький Орхан понял, что «великое историческое наследство Стамбула и Босфора для большинства ныне здесь живущих – нечто темное, загадочное и непонятное».

В 1950-х годов в Румелихисари провели реставрацию и открыли цитадель для туристов. Сегодня она является одним из наиболее узнаваемых символов города. В апреле 2015 года я впервые посетила эту крепость – и потом долго стояла у моста Мехмеда Фатиха. На азиатском берегу Босфора высились остроконечные башни военной школы Кулели. Между Западом и Востоком в одиночестве грустила Девичья башня. Неутомимые паромы причаливали к вокзалу Хайдарпаша, похожему на замок тевтонских рыцарей. Азиатская часть города манила меня – не в первый и, как показало время, не в последний раз.

Древнегреческий вождь Визант, в 667 году до н. э. основавший на Босфоре поселение Бизантиум (Византий), был, согласно легенде, внуком громовержца Зевса и земной женщины Ио. Он родился от связи их дочери Кероэссы с еще одним богом – властелином моря Посейдоном. Визант называл правый (азиатский) берег пролива «страной слепых» – ибо только слепые не видели всех преимуществ противоположного, европейского берега и не селились там. Колонистов прельстили запасы медной руды и неограниченные возможности рыбной ловли. Эти факторы стали определяющими для того, чтобы Визант заложил Бизантиум в европейском Калхедоне – напротив современного Кадыкёя.

Веками позже Текфур-сарай (резиденция Палеологов), Топкапы, лучшие базары, известные византийские постройки и имперские мечети появились именно на левом берегу Босфора; там же постепенно возник туристический центр. Поэтому в настоящее время бытует мнение, что основные достопримечательности находятся в европейской части города. Однако азиатская часть в меньшей степени подвержена западному влиянию – она похожа на сосуд, в котором сохраняются атмосфера, облик и традиции старого Стамбула.

Аутентичная жизнь города проходит на улицах Бейкоза, Ускюдара, Кадыкёя. Это древнейшие стамбульские ильче – так, история Бейкоза насчитывает почти 3 тыс. лет. Издавна купцы совершали тут жертвоприношения Зевсу и Посейдону, дабы обеспечить своим кораблям безопасное плавание по Черному морю. Основанный в VII веке до н. э., Кадыкёй был известен как древнегреческий город Халкидон; по легенде, он получил нынешнее название в память о том, что Мехмед II пожаловал его в надел стамбульскому судье (кадию) Хызыр-бею. Ускюдар же назывался Хрисуполисом (греч. Χρυσούπολις – золотой город) и сначала был предместьем Халкидона. Затем, будучи переименованным в Скутари, он стал пригородом Стамбула.