Контраст этим нерелигиозным и лишенным предрассудков людям представляют лица, легко меняющие убеждения, такие, как M71I. Его негативное отношение к религии отмечено не столько неприятием, сколько равнодушием, которое сочетается с элементами юмористической рефлексии. Этот опрошенный довольно открыто признает свою неосведомленность в религиозных вопросах, но так, что эта внешняя слабость выражает скорее скрытую силу характера.

Такие, как он, скорее могут позволить себе признать интеллектуальные несоответствия, потому что они обычно находят убежище в своем собственном характере и глубине своего опыта, чем в четких, продуманных и рациональных убеждениях. Говоря о своих взглядах на религию, он отметил:

Ему не нужно отрицать религию, он не испытывает ее чар; нет здесь и следов амбивалентности, поэтому нет и ненависти, скорее мы видим гуманное понимание и объективность. В качестве религиозной идеи он воспринял терпимость, которую демонстрирует характерным и нетрадиционным способом, выбирая отрицательные формулировки вместо высокопарных «идеалов». «Мне кажется, я знаю, что такое нетерпимость». Но он не использует это знание для самовосхваления, скорее он склонен применять свою религиозную эмансипацию к факторам внешним и случайным.

Любопытно, что интервьюируемый говорит о молитве. Он признает психологическую действенность молитвы, но знает, что этот «терапевтический» аспект религии несовместим с самой религией. Он считает, что молитва — это вроде самовнушения, с помощью которого можно «достичь результатов», но «я, конечно, не верю, что есть некто, кто их воспринимает».

Респондент делает странное, но неожиданно глубокое заявление:

Правильную оценку этого высказывания можно дать только с помощью категорий психоанализа. Связь между ранним интересом к религии и интересом к фотографии объясняется любопытством, желанием «видеть» вещи сублимацией вуайеризма. По-видимому, фотографирование каким-то инфантильным образом связано со стремлением к «миру образов», которое коренится в некоторых религиозных течениях и в то же время находится под строгим религиозным запретом как в иудаизме, так и в протестантизме. Может быть, это подтверждается тем, что респондента во время его религиозной фазы привлекла теософия, религиозный способ мышления, который обещает «поднять занавес».

Следует отметить, что отношение интервьюируемого к атеизму не более «радикально», чем его отрицание религии[45]. Он говорит:

Это может указывать на подозрительное отношение раскрепощенной личности к «ярлыкам», на то, что знает, как любая жесткая формула вырождается просто в пропаганду[46].

Респондент точно почувствовал то, что сто лет назад сформулировал Бодлер в своем дневнике: атеизм выходит из употребления в мире, объективный дух которого по существу арелигиозен. Значение атеизма претерпевает исторические изменения. То, что было мощным импульсом для эпохи Просвещения восемнадцатого века, сегодня может оказаться симптомом провинциального сектантства или даже параноидальной системы. Полубезумные национал-социалисты вроде Матильды Людендорф боролись не столько с евреями и масонами, но и с католицизмом, как с заговором ультрамонтанов против Германии, трансформируя традицию «культуркампфа» Бисмарка в разновидность мании преследования.

Примером религиозного и лишенного предубеждений типа является F132, молодая женщина, которая выросла в Индии, где ее родители служили миссионерами. В результате «личного опыта совместной жизни с индусами» ее позитивное христианство соединилось с совершенно конкретной идеей терпимости («равные права для всех»). К вопросам расового взаимопонимания она относится с неподдельным интересом, однако ее церковные связи делают для нее невозможными политические выводы из идеи толерантности:

Ее отношения с церковью объясняют элементы ее религиозного традиционализма, обычно связанного с этноцентризмом. Несмотря на всю близость к церкви и теологической доктрине, ее религиозные взгляды имеют практическую окраску.

Из-за того, что девушка получила воспитание в колониальной стране и благодаря смешению «официальной» религиозности с более непосредственным гуманным христианством, она представляет не вполне типичный пример. Ее необычные взгляды основаны на первый взгляд на понимании внутригрупповых и межгрупповых связей. Однако этот пример подтверждает до некоторой степени гипотезу о том, что только представители полностью осознанного и отчетливо выраженного христианства могут быть свободными от этноцентризма. В любом случае то, что религиозные и лишенные предубеждений редко встречаются в нашей выборке, заслуживает внимания. Как говорилось выше, возможно, это зависит от самой выборки, однако эта редкая встречаемость имеет и более фундаментальные причины. Тенденция нашего общества к разделению на «прогрессивный» лагерь и лагерь «статус-кво» может сопровождаться стремлением всех людей, приверженных к религии как к состоянию «статус-кво», принять другие стороны этой идеологии, связанные с этноцентризмом. Справедливо ли это или религия может создать эффективные условия для противостояния предрассудкам, можно установить только на основе более широкого исследования.