В концепциях Немецкой национальной партии отсутствовал конструктивный государственный подход к политике, точно так же, как его не было в теориях социал-демократов, которые погрязли в болоте марксистского доктринерства. Трагедией стало то, что лидер националистов Гугенберг никогда не был истинным представителем просвещенного консерватизма. Работавший прежде финансовым руководителем в концерне Круппа, он был чересчур сильно связан с коммерческой традицией, чтобы оценить духовные ценности истинно консервативной политики.

Социал-демократы выступили в 1919 году как основная опора государства, собрав на выборах 13,8 миллиона голосов. Даже на вершине своей популярности, вскоре после того, как он стал канцлером, на выборах 31 июля 1932 года Гитлер смог получить законным путем только 13,7 миллиона бюллетеней. Социал-демократы были господствующей, или правящей, партией и в рейхе и в Пруссии почти без перерыва в течение одиннадцати лет. Несмотря на это, их позитивный вклад в обеспечение Веймарской республике достойной роли на европейской арене сводился практически к нулю. Они были связаны идеологическим узами с партиями рабочего класса всех остальных стран, но тем не менее оказались совершенно неспособны предложить Германии достойную политику, чтобы противодействовать бедствиям, вызванным удовлетворением репарационных требований, и катастрофе, порожденной мировым экономическим кризисом. Державы-победительницы, возможно, захотят поразмыслить над тем, что они сами сталкивались с наибольшими трудностями во взаимоотношениях с Германией, с ее неуступчивостью и нежеланием идти на компромиссы именно в тот период, когда социалисты занимали главенствующее положение во власти. Когда в 1930 году ситуация вышла из-под контроля, социалисты в тот самый момент, когда их поддержка была наиболее необходима, отказались принять на себя свою долю ответственности.

Моя собственная партия центра заслуживает еще большего осуждения. Многие годы я старался убедить своих коллег в том, что одним из основных демократических принципов должна являться регулярная перемена ролей правительства и оппозиции, но так и не преуспел в этом. Я всегда боролся против их лишенного чувства меры стремления к сотрудничеству с социал-демократами, в первую очередь в Пруссии. Это задерживало проведение многих важнейших реформ, в особенности реформирование конституционного законодательства, что было единственным способом борьбы с искажениями демократических принципов. Трагично, что человек, наделенный такими качествами, как Брюнинг, вновь занявший в июне пост лидера партии, сделал невозможным для нового правительства проведение конституционной реформы, которую он сам признавал необходимой. Он предпринял все, что было в его власти, для восстановления влияния своей партии и борьбы с моим кабинетом. Принимая во внимание отношение Брюнинга к нацистам, его нежелание поддержать предлагавшиеся мной меры по ограничению роста их влияния и их тоталитарных устремлений остается совершенно непонятным.

Существовало только два способа овладеть ситуацией, используя демократические методы. Один из них заключался в согласовании общей с оппозицией программы и формировании коалиционного правительства. Правые партии в этом случае были бы вынуждены прекратить свою политику невыполнимых посулов и взять на себя долю ответственности за конструктивное сотрудничество. Их сторонники тогда поняли бы, что для любых обещаний существуют практические ограничения, и потеряли бы значительную часть своего фанатизма. Такие шаги были настоятельно необходимы в 1930-м и 1931 годах, но они не были предприняты.

Второй способ состоял в устранении условий, благоприятствовавших усилению влияния оппозиции. Все возрастающий радикализм нацистов опирался на непрерывный рост безработицы и пролетаризацию больших масс населения. Было чрезвычайно важно бороться против этих бедствий с помощью мер социального обеспечения. Брюнинг же предпочел действовать противоположным образом. Проводимая им политика дефляции только усиливала беспорядок в экономике, что способствовало дальнейшему обнищанию населения и росту радикализма в обществе. По сути дела, на практике не был применен ни один из двух возможных способов решения насущных проблем, хотя политические партии того времени, как и их нынешние наследники, умывают руки, не беря на себя за это ответственности. Брюнинг был честным и прямодушным человеком, который пытался, в соответствии со своими убеждениями, исполнить то, что он посчитал наилучшим для своей страны. Но его личное бескорыстие равнялось только его политической слепоте, которая толкала его на продолжение курса, направленного на удовлетворение всех репарационных требований в то время, когда внутренняя ситуация в стране делала такую политику гибельной.

Большие надежды. – Беседа с Эррио. – Я излагаю наши требования. – Предложение заключить консультативный пакт. – Возникновение трудностей. – Вмешательство Макдональда. – Решение вопроса о репарациях. – Финальный удар. – Тухлые яйца и гнилые яблоки

Урегулирование проблемы репараций превратилось в один из важнейших вопросов, решение которого осложнялось в условиях мирового экономического кризиса. В своих переговорах, проходивших в начале года в местечке Бессинь, о которых я уже упоминал выше, Брюнинг заложил основу германского участия в международной конференции, созывавшейся для обсуждения проблемы репараций во всех ее аспектах, но окончательная дата начала конференции откладывалась раз за разом. Легко понять его раздражение, вызванное отлучением от плодов проделанной им большой работы. Однако, когда он утверждает, что успех находился уже в пределах его досягаемости – «не далее ста метров от финишной линии», – я считаю эту оценку чересчур оптимистичной. Как бы там ни было, но его амбиции в течение многих лет давали в руки моих политических противников еще одну палку, которой меня было удобно колотить. Брюнинг, утверждали они, добился бы в Лозанне значительно большего успеха.

В третьем томе сборника документов внешней политики Великобритании[68], на который я буду часто ссылаться в этой главе, сообщается, что мистер Рамсей Макдональд (документ № 103) 23 апреля 1932 года заявил: «Доктор Брюнинг сказал в частной беседе… что он (доктор Брюнинг) будет стремиться к принятию любого проекта, который позволил бы ему, не теряя достоинства, выйти из положения, например такого, который предусматривал бы согласие Германии когда-либо в будущем выплатить некоторые добавочные суммы. Такая выплата потребует совершения займа, сумма которого необходимо должна быть невелика…»

Нет оснований предполагать, что Брюнинг не был искренне уверен в своем неминуемом успехе. Он настаивает на том, что страны-победительницы пообещали ему сократить непогашенную часть репарационных платежей до пяти миллиардов марок и предоставить Германии равные права в области вооружений. Могу только сказать на это, что мне удалось добиться сокращения платежей до трех миллиардов марок на условиях, которые на практике означали, что никаких дальнейших выплат производить не потребуется вовсе. Что касается нашего перевооружения, то у союзников не было намерения идти в этом вопросе на какие бы то ни было уступки. Я отправился в Лозанну, лелея значительно большие надежды и замыслы, нежели те, которые, по всей вероятности, мог когда-либо позволить себе Брюнинг. Я был твердо уверен, что прекращение всех репарационных платежей не только абсолютно необходимо, но должно быть целью политических устремлений любого ответственного государственного деятеля. Совершенная экономическая нецелесообразность и бедственные последствия уплаты этой дани давно стали болезненно очевидны. Но я хотел добиться значительно большего, заключив с внешним миром соглашение, которое разрешало бы то, что точнее всего следует называть моральным перевооружением Германии. Если моей стране было суждено играть подобающую ей роль в мирном развитии Европы, то необходимо было устранить причины нашего комплекса неполноценности. Германия в Версале была низведена до положения второсортного государства и лишена многих атрибутов суверенитета. К ограничениям, наложенным на наши чисто оборонительные вооружения, добавлялись такие факторы, как полная беззащитность рейнских провинций, коридор, отделивший Восточную Пруссию от рейха, международное управление Саарской областью и, что самое важное, параграф 231 Версальского договора, трактовавший о вине Германии за развязывание войны. Усиление нацистской партии основывалось в основном на эксплуатации этих национальных обид. Нацисты обвиняли каждое последующее германское правительство в отсутствии патриотизма из-за его неспособности исправить это зло. Решение репарационной проблемы играло вспомогательную роль. Страна более всего нуждалась в моральной поддержке.