Время шло. Мы молчали.

— Дэйвид.

— Да?

— Я расскажу вам, — решил Миккель. Я глубоко вздохнул, и легкие будто наполнились льдом.

— Давайте, — сказал я.

Но Миккель снова замолчал. Потом все-таки начал:

— На скачках мы встретились с Бобом. Он был очень веселый и радовался, что все устроено. Арне отвезет его в аэропорт и заплатит больше, чем они договаривались. — Миккель замолчал.

Я ждал.

Он снова заговорил, очень неуверенно, но потом все же решился:

— Когда скачки кончились, уже совсем стемнело. Я пошел к машине, чтобы дождаться отца. Он часто опаздывал, потому что был членом комитета. Я сел в машину и ждал его. На скачках я не разговаривал с ним и не видел его, как и всегда, потому что он вечно занят.

Миккель опять замолчал и тяжело дышал, я чувствовал, как отчаяние возвращается к нему.

— Почти все машины уехали. Потом вышли два человека, прошли под фонарем, и я узнал Боба и Арне. Я хотел окликнуть их. Господи, почему я этого не сделал? Понимаете, мне не удалось быстро открыть окно... Они уже были далеко, возле машины Арне, и стояли лицом друг к другу, разговаривали. Я мог видеть их только время от времени. Только при свете фар отъезжавших машин. Но я заметил, как еще один человек подошел, встал сзади Боба и поднял руку. Он держал что-то блестящее... И опустил руку.

Миккель замолчал. Несколько раз сглотнул и снова продолжал:

— Когда проехала машина, я увидел, что там стоят только двое. Я подумал... я не мог поверить... Один из них повернулся и пошел к нашей машине. Я был в ужасе.

Он сильно вздрогнул.

— Этот человек открыл багажник нашей машины и бросил туда что-то тяжелое, затем сел за руль. Дэйвид, он улыбался.

Долгое молчание.

— Тут он увидел, что в машине сижу я, и страшно удивился. Он сказал... Он сказал: «Миккель! Я совсем забыл, что ты был на скачках».

Его голос дрожал от боли.

— Он забыл обо мне. Забыл.

Миккель опять несколько раз сглотнул, стараясь не заплакать.

— Мой отец, — сказал он, — мой отец убил Боба Шермана.

Едва рассвело, мы спустились в Финсе. Миккель легко скользил на лыжах, я кое-как скользил в своих городских ботинках. Бессонная ночь не оставила на нем таких следов, как на мне. У меня под глазами выступили сине-серые круги, морщины вокруг рта углубились, и весь вид говорил о крайней усталости.

Ночью Миккель рассказал еще немного, но ближе к утру положил голову мне на плечо и уснул, сморенный усталостью. Зато утром он проснулся спокойный, и в глазах больше не было страха, будто он переложил весь ужас последних восьми недель на мои плечи и наконец почувствовал освобождение.

Я оставил его у симпатичных людей в Финсе, а сам снова поднялся в гору с местными мужчинами. Теперь я тоже был на лыжах и неумело взбирался по склону. Подшучивая, они поджидали меня. У всех веселые лица, заботливые улыбки. И солнце наконец пробилось сквозь облака. Первый раз я увидел в Норвегии солнце.

Мы поднялись к коттеджу и пошли выше, туда, где тропинка упирается в плоское снежное поле. Здесь остались следы двух лыжников, которые тащили сани. Поднявшись чуть выше, мы увидели одного из них, как сказали мои спутники, похожего на приходившего к старой Берит.

Мой лондонский визитер лежал лицом вниз на снегу.

Мертвый.

Он умер не от выстрела, или, вернее, не только от полученной раны. Он умер от потери крови и холода.

Мужчины из Финсе в молчании смотрели на следы, оставленные его телом, он, видно, долго полз, стараясь уйти отсюда. Темный от крови снег показывал его путь.

Тело завернули в брезент, положили на сани. Мои спутники повезли его в Финсе.

— Я пойду туда, — сказал я, показывая вверх, откуда пришел мой лондонский визитер.

Мои опекуны кивнули, посоветовались и, не доверяя моим рудиментарным лыжным способностям, дали мне сопровождающего.

По отлогому склону мы поднялись по следу вверх на своего рода плато, дальний конец которого на горизонте сливался со светло-серым небом. След привел нас к вытоптанной в снегу площадке. Мой сопровождающий, которому я рассказал, что произошло вчера, быстро объяснил, что тут случилось.

— Здесь в него стреляли. Рядом был другой человек. — Мой спутник показал на углубление, оставленное лыжами в девственном снегу. — Второй человек — очень хороший лыжник. Он пошел быстро. Он оставил раненого на снегу и не вернулся с помощью Если бы он вернулся, мы бы видели следы.

Значит, убийца с желтыми глазами поднялся на гору и ушел. Но Кнут в конце концов все равно найдет его.

— Два человека пересекли плато, — продолжал мой сопровождающий, — они шли на лыжах легко и быстро. Вот их следы.

Он повернулся направо и показал рукой в теплой перчатке.

— Давайте посмотрим, — предложил я. Мы подошли ближе.

— Два человека тянули нагруженные сани.

Хотя я ожидал этого, но меня что-то ударило в грудь.

— Они шли оттуда. — Я показал на дорогу к коттеджу. Мой сопровождающий кивнул. Мы пошли по следу, пока не увидели полосы от лыж Миккеля.

— Парень подошел сюда. Остановился. Затем повернулся и пошел назад. Видите по следам, что он был очень взволнован. Он убежал в панике. Посмотрите, какие глубокие и резкие полосы от лыж, но в то же время частые.

— Поищем гильзы, — попросил я. Он кивнул, мы огляделись и почти сразу заметили ярко-оранжевые цилиндры на белом снегу.

— И теперь... — Я показал вперед на след двух лыжников и нагруженных саней.

Две лыжни и полосы от саней шли через плато к горизонту.

Горизонт оказался не краем света, а выступом холма. Снизу поднимался противоположный склон, невысокий, крутой, с острыми скалистыми ребрами. А за ним на мили и мили простиралась гряда снеговых вершин. Мы стояли на высокой скале, которая нависала над озером, где жила Берит.

Две лыжни кончались прямо у края скалы и поворачивали назад. Следы от саней от края бежали вниз.

— Я хочу здесь спуститься, — сказал я и отстегнул лыжи.

Моему гиду это не понравилось, но он размотал веревку, накрученную у него вокруг пояса, и привязал меня к себе. Потом встал на краю скалы, широко расставив ноги, и фут за футом начал спускать меня вниз.

Я медленно сползал в одолженных ботинках с ребристой подошвой и, к своему удивлению, обнаружил, что снег очень скользкий и надо быть осторожным, чтобы не сорваться. Спуск оказался труднее, чем я думал: нельзя отвлекаться, нельзя смотреть вниз, чтобы не закружилась голова, все эти правила я постигал на собственном опыте.