Далекое прошлое

Однако Андрей подарил жене золотой медальон с вензелем АКА, обозначавшим: Аврора — Карамзины — Андрей. Две буквы А сплетались вокруг буквы К, а внутри были сплетены — по моде того времени! — две пряди волос: темная — Авроры и светлая — Андрея.

Время шло, и вскоре младшая сестра Алина (третья из красавиц Шернваль фон Валлен) получила от Авроры такое письмо: «В Андрее снова проснулся военный с патриотическим пылом, что омрачает мои мысли о будущем. Если начнется настоящая война, он покинет свою службу в качестве адъютанта, чтобы снова поступить в конную артиллерию — и не оставаться в гвардии, а командовать батареей. Ты поймешь, как пугают меня эти планы. Но в то же время я понимаю, что источником этих чувств является благородное и мужественное сердце, и я доверяю свое будущее провидению…»

Увы, эти предчувствия оказались вещими.

В феврале 1854 года, сразу по объявлении Турцией войны России, Андрей Николаевич подал прошение зачислить его в военную службу и получил назначение в Александрийский гусарский полк, дислоцировавшийся в Малой Валахии и входивший в состав тридцатитысячного корпуса под командой генерала Липранди.

Перед отъездом он попросил Аврору подарить ему ее миниатюрный портрет. Она отказалась. Ну хотя бы прядь волос с медальоном! Она отказалась. И объяснила почему…

Андрей снисходительно улыбнулся и больше этого разговора не затевал.

Однако, когда он уехал, Аврора никак не могла найти тот медальон с вензелем АКА. Неужели его тайно взял Андрей?!

С тех пор она ждала беды. Ничего не могла с собой поделать — ждала беды…

Нижний Новгород, наши дни

Что-то про этот районный музей Алёна слышала, причем совсем недавно. Буквально сегодня! Но что? И где? Она принялась перетряхивать в памяти день, рассеянно вскрывая упаковку с творожной «Активией». С этими «Активиями» — с черносливом которые! — Алёна давно и бесповоротно изменила любимым некогда творожкам «Чудо». Вообще-то время уже после шести, а давно ли было решено после шести — ни-ни… ни крошечки?!

Но что делать, сегодня был довольно стрессовый день, надо хоть чуточку восстановить силы. К тому же после этих творожков гораздо лучше соображается, а надо вспомнить, где же она сегодня слышала про музей, музей, музей…

Творожок помог, честное слово, потому что Алёна вспомнила: про музей Сормова упоминала Марина, когда рассказывала, куда поехали пропавшие журналистки. Именно в этот музей они и поехали, а потом пропали.

Какая странная получается картина… Девчонки направляются в музей, садятся в серый «Ниссан». Перед этим Катя видит Алёну и говорит о ней похитителям. Этим же вечером один из них является к Алёне и получает то, что получает. И на другой же день, после того как перепуганные похитители отпускают девушек, уборщица и бывшая хранительница музея в клювике тащит в полицию заявление на писательницу Дмитриеву (Зачем он шапкой дорожит? Затем, что в ней донос зашит… донос на гетмана-злодея царю Петру от Кочубея!)… а оная писательница, во‑первых, выстрелила в ночного гостя, а во‑вторых, именно после ее звонка Муравьеву план похищения дал глубокую трещину, а потом и вовсе рухнул. То есть похитителям есть за что ей мстить. И Рая стала орудием этой мести.

Ни-че-го себе… Связь прямая, хоть и полный бред все это. Что же там такого произошло, в этом заштатном сормовском музее, из-за чего сначала похитили двух журналисток, а потом наехали на писательницу Дмитриеву, причем наехали, как принято выражаться, конкретно?!

Алёна схватилась за телефон.

— Марина, привет, извините за поздний звонок. Извините. Очень нужно. Вы не подскажете, зачем Катя собралась вчера в сормовский районный музей?

На том конце провода молчали. Ну, естественно, вопрос из разряда неожиданных!

— Алёна, может, вы лучше с Катей на эту тему?.. — наконец осторожно предложила Марина. — А то я знаю только в общем… какие-то новые факты вскрылись насчет их персонажей… немец этот приехал… Честно, не в курсе. Позвоните Кате, она будет рада.

Алёна записала номер и набрала его.

— Катя, добрый вечер. Это Алёна Дмитриева. Извините, у меня один небольшой вопрос насчет…

— Ой, Елена Дмитриевна, добрый вечер, а можно я вам через часик перезвоню, а? — виновато ответила Катя. — У меня сейчас встреча назначена, боюсь опоздать, тут один немец специально ко мне приехал…

Ух ты!

— Это такой старикан импозантный? Вы сейчас с ним встречаетесь?

— Да. — Катя явно растерялась от такой осведомленности. — А откуда вы…

— Не важно. Это как-то касается сормовского районного музея?

— Не то слово, — ответила Катя мрачно. — А как вы…

— Не важно! Слушайте, Катя, можно я к вам присоединюсь? Не буду объяснять почему, то есть потом объясню!

— Ну… — озадаченно протянула Катя. — Ну я не могу отказать своей спасительнице. Мы с ним через пятнадцать минут встречаемся на площади Нестерова. Около памятника, знаете? Ну, где гостиница «Октябрьская»!

— Знаю. И площадь, и памятник, и гостиницу! — засмеялась Алёна, у которой с этой местностью вообще и с этой гостиницей в частности были связаны недавние и очень приятные воспоминания… жаль, кратковременные! [16] — Через пятнадцать минут я не успею, но через двадцать — буду. Договорились?

И, не дожидаясь ответа, она отключилась и ринулась к двери. И притормозила у порога…

Жизнь сегодня преподала ей урок. Надо этому уроку внять! Заявление Раи Абрамовой (в девичестве Конопелькиной) о том, что гражданка Ярушкина Е. Д., проживающая по такому-то адресу, хранит в своей квартире газовое (а может, и огнестрельное!) оружие и периодически его употребляет, по-прежнему в полиции. И явно тот, кто подзудил Раю это заявление написать, не успокоится на достигнутом. А ретивый лейтенант Скобликов (еще, кстати, вопрос, в чем причина такой особенной его ретивости!) в следующий раз и впрямь явится с разрешением на обыск! Значит, нужно, во‑первых, навести порядок в ящичках туалетного столика — просто на всякий случай, — а во‑вторых, избавиться от газовика. Спрятать его где-нибудь вне дома. Но где? Или просто выбросить? Может, и выбросить, все равно обойма уже пустая. А чтобы купить патроны, нужно все то же разрешение. Конечно, Муравьев поможет его получить, но… у султана не просят мешочек риса. Муравьев пригодится для более важных дел. Поэтому от бесполезной «беретты» лучше избавиться вместе с ее романтической рубчатой рукояткой. Вот взять ее с собой прямо сейчас, завернуть в пластиковый пакет из «Спара» — в таких пакетах Алёна мусор выносит — и опустить в какой-нибудь мусорный ящик. И все, и привет, и улики уничтожены!

Алёна завернула «беретту» в пакет и снова понеслась к двери, но тут ее буйное воображение нарисовало засаду в лице лейтенанта Скобликова и Раи Абрамовой, подкарауливающих ее где-нибудь на выходе из подъезда или вообще в кустах сирени-жасмина-шиповника. А кто их знает, лиходеев?! Всякое может быть! Потому надо себя обезопасить, вот что надо сделать! Как это поступил в аналогичной ситуации герой любимого детектива «На то и волки», принадлежащего перу любимого писателя Бушкова (с которым Алёна была шапочно знакома и страшно, просто неприлично этим знакомством гордилась, хотя знаменитый писатель, конечно, двадцать пять раз о факте ее существования и их мимолетной встрече забыл)? Алёна вернулась к письменному столу, с трудом нашла приличный листок бумаги (поскольку она писала романы на компьютере, а сюжеты прописывала в тетрадках в клеточку, то приличная бумага в ее доме сама собой повывелась) и написала от руки — несколько коряво и в спешке: