– Нет, я этого не буду делать, плохая примета.

– Тогда мне только остается пожелать вам счастливого путешествия.

– А с чего вы взяли, что я отправляюсь в путешествие?

– Ну как же? Если вы оставляете ценности, значит, куда-то отправляетесь, к тому же не зная наверняка, когда вернетесь.

– Вы ошиблись. Здесь я спрятал заначку от своей жены. Вы не верите?

Девушка покачала головой:

– Вы не похожи на женатого человека.

– Хорошо, значит, я спрятал здесь недопитую бутылку водки для того, чтобы опохмелиться ровно через год.

– Вот это уже больше похоже на правду. И вообще, дела наших клиентов меня совершенно не интересуют.

– А зря.

Глеб взмахнул рукой на прощание и двинулся к выходу. На душе у него стало немного легче. Еще одна часть его прошлой жизни оказалась надежно замурованной в подземельях банка.

– А теперь – к Ирине, – невесело усмехнулся Глеб, глядя на свое отражение в зеркальце заднего вида.

Он не спешил тронуть машину с места.

«Имею я право увидеть ее или нет?» – рассуждал Глеб.

Ему страстно хотелось увидеться с Быстрицкой, сказать ей слова прощания, пообещать, что лишь только представится возможность, они встретятся вновь. Но Глеб понимал: он не имеет на это права. Пусть лучше думает, что он исчез, пусть лучше думает, что он мертв, но не терзает себя, зная правду. Ведь вполне возможно, что спецслужбы докопаются и до нее. Начнутся допросы, и ей будет легче говорить правду, что она не знает, кто он такой, не знает, откуда возник и куда исчез, чем занимался. Сколько раз до этого у Глеба возникал соблазн все рассказать Быстрицкой, признаться в том, что он никакой не Федор Молчанов, но каждый раз он находил в себе силы остановиться, не сделать рокового шага. И только благодаря этому он мог сейчас спокойно рассуждать. «Если я не сделал этого раньше, то не нужно делать и теперь. Возможно, все обойдется, мы встретимся вновь, и она даже не узнает о том, что я собирался навсегда покинуть ее. Вот только дискеты… Я обязан их забрать. Ведь если они попадут в руки спецслужб, то могут пострадать люди, которым я не желаю зла. И в первую очередь – Ирина».

Глеб не доехал до ее дома полквартала, припарковал машину во дворах и, отыскав ближайший телефон-автомат, набрал номер. Он ждал долго, пока не прозвучало гудков десять. Теперь уже стало ясно, что Ирины дома нет.

– Ну вот, теперь можно идти, – сказал сам себе мужчина.

Он быстро зашагал по направлению к дому Быстрицкой. Для чего-то еще раз бросил взгляд на табличку с адресом: «Берингов проезд». Плотно сдвинутые шторы на окнах. Обычно в такое время Быстрицкой никогда не было дома. У нее хватало занятий на службе. Но Глеб любил делать все с предосторожностями. Он поднялся на третий этаж, позвонил в дверь и тут же взбежал этажом выше. Он ждал долго, затаив дыхание, прислушиваясь к малейшим шорохам, доносившимся из глубин дома.

Но квартира Быстрицкой молчала, не отзываясь ни звуком. Тогда, сжав в руке ключ, Глеб остановился возле двери, еще раз прислушался. Никто не поднимался, никто из соседей не подходил к двери. Ключ бесшумно вошел в отверстие, повернулся, и Глеб оказался в знакомой ему до мельчайших подробностей квартире.

Чуть слышно урчал холодильник на кухне, капала в ванной вода из неплотно закрытого крана. Сиверов почувствовал, как комок подкатывает у него к горлу, как туманится взгляд. Все здесь напоминало об Ирине. Он прошел в спальню и увидел брошенные второпях на стул колготки, рубашку, джинсы, в которых Ирина иногда ходила дома. Джинсы еще хранили местами форму ее тела.

Глеб опустился на колени перед стулом и, приподняв колготки, коснулся ими своего лица. Тонкая как паутина ткань совсем не задерживала его дыхания, и мужчине казалось, что в этот момент он прикасается к женщине, уткнувшись лицом в ее бедро, как бывало не раз. Когда они вместе опускались на ковер, Ирина садилась, прислонившись к тахте, и развязывала пояс халата. А Глеб клал голову ей на колени. «Все, хватит сентиментальных воспоминаний!» – резко оборвал себя мужчина.

Он подошел к комоду, выдвинул нижний ящик и приподнял стопку белья.

Дискетница лежала там же, куда ее положила Ирина в его присутствии.

– Так будет лучше, – пробормотал Глеб, опуская дискетницу в сумку.

На дно ящика он положил точно такую же, с чистыми, даже не отформатированными дискетами.

"Пусть думает, что хранит нечто важное. И если все обойдется, я приду в один прекрасный вечер и заберу их, пустые. А она даже ни о чем и не догадается.

Но если придут мои враги, пусть лучше им достанутся в руки ноль, пустота, небытие. Им достанется моя смерть".

Глеб задвинул ящик и уже собирался уходить, как вдруг на площадке послышались шаги и веселый смех. Он узнал бы этот смех даже среди толпы.

«Ирина!» – мелькнула мысль.

– Сейчас мы с тобой попьем кофе, – говорила женщина своему невидимому собеседнику. «Она не одна!»

Глеб быстро забросил свою сумку за высокую спинку тахты, стоявшую у окна, и сам нырнул в эту узкую щель. Тахта вплотную не подходила к стене, ей мешала батарея парового отопления.

Ключ повернулся в замке. Из своего убежища Глеб, прижавшись к полу, мог видеть только ноги входящих – две пары женских, на высоких каблуках, туфель.

«Она с подругой».

– Вот видишь, как хорошо, что ты подвезла меня! – говорила Ирина. – А ты сразу уедешь?

– Не знаю, – низким грудным голосом отвечала женщина, пришедшая с Быстрицкой. – Если мне у тебя понравится, может, останусь и до вечера.

– Тебе у меня никак не может понравиться.

– Почему?

– Потому что тебе нравится мужское общество.

– Только не нужно мне рассказывать, что к тебе не ходит никто из мужчин.

– Ходят ко мне, но друзей с собой не прихватывают.

– Если ты хочешь знать, Ирина, мужчины мне надоели. Хуже горькой редьки!

Женщины перешли на кухню, и Глеб уже плохо различал их голоса.

«Это же надо так глупо попасться! – думал он. – Хорош же я буду, если Ирина догадается заглянуть за тахту и увидит меня там!»

Потянуло запахом свежесваренного кофе. Глеб уже успел устроиться поудобнее, положив под голову свою сумку. Теперь ему стал виден и целый сектор комнаты, дверца платяного шкафа, комод и музыкальный центр на нем.

Вскоре послышались тихие шаги. Ирина Быстрицкая вошла в комнату. Она ступала босиком, смешно поджимая пальцы ног. Женщина остановилась перед платяным шкафом и через голову сбросила блузку. Она разделась, оставшись в одном белье. Глеб, затаив дыхание, следил за ней. Ему так хотелось прикоснуться к ее телу рукой, еще раз поцеловать ее, обнять… Но он понимал: нужно оставаться здесь, в укрытии, и ничем не выдавать свое присутствие. Щелкнула застежка бюстгальтера, и в полумраке комнаты забелела обнаженная грудь, тонкая полоска кружевных трусиков. Женщина запрокинула голову, выдернула заколки из волос, и те рассыпались по ее плечам. Затем, словно что-то заподозрив, Ирина замерла и, скрестив на груди руки, как бы прикрывая свою наготу, повернулась к постели.