Только очередная победа приносят чистую радость, а долгая кропотливая работа приводит мысли в порядок.

И новая вспышка боли — любимая сознаётся, что её любовник — вампир-новобранец — инициировал новых детей ночи. А она помогла. Ей было любопытно, что получится.

— Удовлетворение любопытства — единственная радость в моём существовании, — печально произносит Эвтерпа и…

И он понимает, что ей всегда будет мало.

Мальчишку и незаконных вампиров решено казнить. Лишние рты — называет их Сеичи и по очереди оставляет в каменном мешке с открытым окном. Герти невыносимо слушать их вопли. Каждое утро больше недели. Но также невыносимо было смотреть, как сжигают деревню с высушенными трупами и оставшимися в живых людьми.

— Ларс, это свидетели… Им просто не повезло, — убеждает его Горацио. Но убеждаться не получается.

Он прогоняет Эвтерпу навеки, показывая на прощание, что делают охотники с вампирами, угодившими в их руки. Любимая долго рассматривает, подобранный когда-то Ларсом растерзанный мумифицированный труп. И, кажется, впечатляется.

Но нет.

Через сотню лет она возвращается и рассказывает, что Жан — его друг, который клялся в верности и много раз выручал, — согласился создать для неё новый отряд. Вот как это у неё получается? Но это не самое преступное. Эвтерпа и Жан вышли к северянам, зажгли курильницы в старых храмах и начали приносить жертвы, обещая правителям вечную жизнь, если те захватят Рёссен, а потом оставшиеся страны Света. Правда, Эвтерпа уже убила Жана — чем-то он не угодил.

Теперь ей скучно. Северяне застряли на юге, часть из них потеряла своих правителей, и теперь они занимаются своими человеческими делами.

В череде этих воспоминаний Герти видит себя со стороны. Она весёлая, любознательная и обожает своего учителя… Без зова. Без принуждения. Это ново и удивительно. Вот только Эвтерпа пугает это человеческое существо. Герти чувствует желание Ларса контролировать эту опасность, а когда сил не остаётся — хотя бы увести прочь.

Лес… пещеры… новые жертвоприношения. Эвтерпа знает, о чём он думает. Он уговаривает её уйти, оставить север. Затаиться. Эвтерпа бесится. Она устала прятаться. А значит требует уничтожения. Божественно-прекрасная, притягательная… Вне этого источника эмоций он высохнет, окаменеет…

«Это твои мысли или привнесённые из вне?» — мысленно спрашивает Герти.

«Не знаю… не важно,» — отвечает Ларс.

Его тревожит то, что самоуверенные дети Жана пропадают один за другим. А Эвтерпа одного за другим прогоняет союзников Ларса. И он не противится. Как можно отказать своей любимой в ощущении безопасности? Они вдвоём в пустынном храме, в который больше не приходят люди. Эвтерпа не может отойти от каменного алтаря, она цепляется за призраки бывшего могущества.

Охотники устраивают облаву на рассвете.

Вампирам еле удаётся укрыться в лесу. А позже они выскальзывают из кольца окружения. И Герти тоже бежит рядом с ними и боится. И тоже влетает в глубокую пещеру, карабкается в тьму, сырость и безопасность.

В укрытии Эвтерпа стягивает платье и обвивает его руками, а он Ларс будто отпускает накопившееся напряжение и жадно отвечает на её поцелуи.

Герти не хочет при этом присутствовать, но Ларс не отпускает её из своего сознания.

«Глубже… смотри в мою душу… в мои глаза».

Но как их найти, если он смотрит только на Эвтерпу? Да так, будто пытается запомнить её на веки веков!

Герти жарко, кожа горит, как в предрассветных лучах…

Ещё секунду она решается, а потом… прыгает в тело рыжей — в подсознании ведь всё возможно?

— Ах! — она чувствует то же самое, что чувствует эта женщина под ним, с ним внутри, его сильные и нежные руки снаружи, Герти плавится от его взгляда, от жара, что проник внутрь…

— Да… — шепчет Ларс и двигается в ней.

Он поймал её в ловушку? Это воображение. Но тогда почему она чувствует так остро? Так реалистично? И хочет остаться там, вместе с ним…

Где-то на подступах к вершине ощущений она встречается глазами с этим иллюзорным Ларсом и вспоминает, зачем пришла сюда, в чужую ночь, в чужую любовь… Она больше не хочет тут оставаться, но надо доделать начатое.

Герти ныряет в его сознание прямо там, в его воспоминании… бездонная темнота души обволакивает так мягко, как пух или его дыхание. Она успокаивает обожжённую кожу, и вдруг снова ослепляет разрастающимся огнём…

«Смотри…»

Герти не смеет отвести взгляда от огромного клубка пламени, рядом с которым невыносимо… Но есть в нём что-то неправильное. Изнутри очень редко вырываются наружу тонкие белые лучи. Герти тянется к их источнику и находит то, что отзывается родным — её образ. И его нежность к принцессе, что только зарождается, оберегаемая древним.

И всё же рыжее пламя сильнее, яростнее. Оно защищает свою хозяйку и хлещет девушку по лицу.

— Больно!

Герти отскакивает назад. Точнее, пытается.

«Не правда, тут возможно всё!» — она рвётся наружу, наверх, к воздуху, будто борется с пластами тёмной воды.

И ей удаётся.

Её часть души будто заново рождается из тёмной, тягучей, но уже родной души Ларса. Сначала она оказывается в пещере, где слышатся стоны Эвтерпы.

— Вытащи меня!

Другой Ларс крепко хватает её за руки и вытягивает в комнату Кая…

Знакомый потолок плывёт перед глазами в медленном хороводе…

«Выбралась,» — Герти повернула голову.

В открытое окно ярко светила луна. На подоконнике серебрился снег. Ставни поскрипывали от мороза.

— Значит…

— Я долгое время гнал от себя эту мысль. А сейчас вынужден прятать.

— А Эвтерпа?

— Её дни сочтены.

Герти не ответила. Лишь прислушалась. За дверью кто-то дышал.

— Она уже знает и очень зла…

— Что нам делать? — вообще-то делать ничего не хотелось.

Всё, чего желала Герти — покоя. И немного времени на то, чтобы осмыслить увиденное и прочувствованное.

Ларс подошёл к столу, стоящему в дальнем углу комнаты, оторвал кусок пергамента с полей какой-то книги, макнул перо в чернильницу и что-то написал.

— Сейчас мы откроем дверь. Она бросится на меня. А ты убежишь из замка. И поживёшь какое-то время одна.

— Опять предлагаешь спрятаться на пару дней? — Герти справилась с головокружением, но голод и общая эмоциональная усталость вдавливали тело в кровать, не давая пошевелиться.

— Нет. Ты должна увидеть мир и многому научиться. А через 50 лет в ночь на летнее солнцестояние мы встретимся вот тут, — он многозначительно посмотрел на сложенную бумажку и отдал её Герти.