Во мгновение ока развернулась во всём своем трагизме картина позорного развала военной мощи Великой Империи.

Злейший враг России не мог бы придумать более действительного способа для моментального уничтожения ее военной мощи, чем тот, который придумали составители своего «приказа № 1».

При этом особо знаменательно то, что этот приказ был первым и последним — никаких других «приказов» за ним не последовало, из чего нельзя не заключить, что единственной целью его авторов было именно желание уничтожить одним ударом русскую военную силу, а это, несомненно, было им внушено врагами России и русского народа.

Позора этого изменнического деяния ничем и никогда не смоют с себя его авторы.

Дабы не задерживать процесс быстрого развала нашей армии, немецким войскам на фронте было приказано ни в коем случае не предпринимать никаких операций, а всеми силами стремиться ускорить этот развал путем братания, пропаганды о мире и даже путем подкупов.

Тут, конечно, не может не возникнуть вопрос, по каким причинам процесс распада нашей армии имел такой поистине молниеносный характер.

На это имело, конечно, большое влияние всеобщее утомление затянувшейся войной. Однако, несмотря на это, армии других, участвовавших в войне стран, хотя в них и случались вспышки неповиновения, не утратили своей боеспособности, ибо эти вспышки были, как сие имело место, например, во Франции, в корне подавлены решительными мерами твердой правительственной власти.

Затем известное влияние на быстроту распада нашей вооруженной силы имело слабо выраженное в наших народных массах, а следовательно, и в войсках сознание своего патриотического долга в широком смысле этого понятия, что является следствием недостаточной степени просвещения и гражданского самосознания.

Наконец — а это, быть может, и было самое главное — не только рядовыми офицерами, но и высшими начальниками, овладел с начала революции как бы полный «паралич воли», вследствие чего командный состав в своем большинстве не проявил достаточной энергии для борьбы с революционным развалом в армии. Явление это в среде рядового офицерского состава может быть отчасти объяснено тем, что к началу революции большинство кадровых офицеров выбыло уже из строя, и их убыль была пополнена офицерами из запаса, принадлежавшими в большинстве случаев к тем слоям русского общества, которые были наиболее подвержены влияниям революционных идей и обладали значительно меньшей «воинской» стойкостью, чем кадровые офицеры. Что же касается высшего командного состава, то этот «паралич воли» перед революцией может быть объяснен единственной надеждой, что революция выведет Россию из того безнадежного состояния, в которое ее привела губительная внутренняя политика престола. Но как бы то ни было, этот всеобщий «паралич воли» наиболее ярко выражался в душевном состоянии нашей вооруженной силы в начале революции и был одной из главных причин столь быстрого процесса потери ее боеспособности.

Когда же после первых дней «революционного угара» стало ясно, к каким еще худшим последствиям, чем политика престола, приведет Россию революция, командный состав спохватился: но было поздно — остановить этот процесс распада армии было уже невозможно.

Из этого ясно видно, какое отрицательное влияние на процесс распада нашей вооруженной силы имела пагубная внутренняя политика престола, ибо она была единственным источником «паралича воли» командного состава в начале революции.

* * *

При том состоянии, в какое пришла наша вооруженная сила после прихода к власти Временного правительства, не могло быть и речи о каких бы то ни было активных боевых операциях. Вся деятельность командного состава была направлена на то, чтобы, елико возможно, задержать распад вооруженной силы и удержать солдат на фронте.

Но тут командный состав столкнулся с противодействием советов солдатских и рабочих депутатов, преодолеть которое он оказался не в состоянии. При этом командный состав не мог рассчитывать на поддержку правительства, которое само было поглощено борьбой с демагогической деятельностью Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов и в этой борьбе постоянно вынуждено делать уступки демагогам.

При таких условиях оперативная работа верховного командования прекратилась, и вся его деятельность сосредоточилась на том, чтобы убедить Временное правительство в необходимости поддержать командный состав в деле восстановления дисциплины в войсках и настоятельной необходимости в связи с этим ограничить демагогическую деятельность советов солдатских и рабочих депутатов.

Однако все старания верховного командования в этом направлении оказались безуспешными.

Да это было и неудивительно, ибо верховное командование потеряло после революции свой бывший авторитет. Так же как и большая часть командного состава, Ставка капитулировала перед революцией, и воля ее также была парализована.

Это было отчасти следствием идеологии и умонастроений того личного состава Ставки, при котором началась революция.

Как уже было отмечено во II части настоящих воспоминаний, этот личный состав, не представляя собой сплоченного единой волей и мыслью тела, не был способен вступить в борьбу с революцией, как это, несомненно, бы сделал личный состав Ставки великого князя Николая Николаевича, который решительно повел бы эту борьбу до конца, не щадя ничего.

Вместо того чтобы вступить в борьбу с революцией, личный состав Ставки надел красные банты и в процессии под предводительством начальника штаба покорно отправился на загородное поле у Могилева для участия вместе с населением в манифестации в целях прославления торжества революции, организованной Могилевским советом солдатских и рабочих депутатов, который был образован после успеха революции неизвестно откуда взявшимся подпрапорщиком еврейского происхождения и какими-то полуинтеллигентными демагогическими «орателями».

И с той поры начался «крестный путь» Ставки. Все ходили, как потерянные; всех подавляло сознание полного бессилия, и у всех кружилась голова перед открывшейся под ногами революционной бездной. Почва под ногами уходила; не на что было опереться.

В связи с провозглашенным Временным правительством правом синдикального объединения даже в армии и флоте, чем как бы было легализировано существование советов солдатских и рабочих депутатов, в Ставке была сделана попытка образовать, по примеру Петрограда, объединение офицеров; но это объединение вскоре после своего учреждения распалось, ничего не достигнув.

Немало также способствовало падению авторитета Ставки и то обстоятельство, что за пять месяцев существования Временного правительства на посту Верховного Главнокомандующего сменились пять лиц: генералы Алексеев, Брусилов, Корнилов, Духонин, и даже адвокат по профессии А.Ф. Керенский.

Из этих пяти Верховных Главнокомандующих один лишь Корнилов сделал, как известно, попытку вступить в борьбу с революцией, закончившуюся неудачей и заточением его в Быхове; генерал Алексеев, обессиленный болезнью, переживал ясно на нем видимый душевный слом и, не имея сил для этой борьбы, вскоре ушел с поста Верховного Главнокомандующего; генерал Брусилов и, конечно, А.Ф. Керенский вели на посту Верховного Главнокомандующего политику революционного характера, стараясь найти этим путем недостижимый компромисс с советами солдатских и рабочих депутатов; генерал же Духонин, назначенный перед самым концом Ставки, когда процесс развала вооруженной силы был, в сущности, уже закончен, был уже бессилен что-либо сделать и был, как агнец, принесен в жертву революции.