— А теперь ложитесь, — хрипловатым, но одновременно нежным голосом скомандовал Джастин и чуть подтолкнул Даниэль к кровати.

Она подчинилась в молчаливом, полном доверия ожиДанни. Джастин лег рядом, его лицо склонилось над ее грудью, и губы вновь приникли к соскам. Ладони ласкали тело, как бы успокаивая его перед новым всплеском эмоций, который действительно последовал через несколько мгновений.

— Лежите спокойно, любовь моя, — чуть слышно прошептали его губы.

В следующую секунду Даниэль почувствовала, как рука Джастина легла ей на живот и медленно поползла вниз, к самому нежному и таинственному месту женского тела. Его пальцы осторожно скользнули внутрь, вызвав ответное, протестующее движение ее бедер. Все тело Даниэль судорожно выгнулось навстречу другой ладони Джастина, которая продолжала гладить ей живот.

— Я постараюсь быть очень нежным, — шепнул Линтон, вновь взявший себя в руки и контролировавший порыв страсти, владевшей им.

Очень осторожно, стараясь не причинить жене боли, он начал медленными движениями пальцев приводить ее в состояние экстаза. Прошло еще несколько секунд, и из груди Даниэль вырвался громкий стон, мышцы бедер и живота напряглись, и пальцы Джастина в ее теле обволокло что-то теплое и влажное. Даниэль сразу расслабилась с облегченным вздохом. Тогда Линтон чуть раздвинул ее нежные складки, и его напряженная плоть проникла в нее. Большие глаза Даниэль широко раскрылись, испуганно глядя на него. Казалось, что она сейчас воспротивится его натиску, но на это у Даниэль уже не было ни сил, ни желания.

Джастин продолжал медленно продвигаться вперед внутри ее тела, пока не достиг естественной преграды, подтверждавшей ее девичью невинность. Он сделал решительное движение, заставившее Даниэль вскрикнуть, и проник в самую глубину ее тела всей своей жаждущей плотью.

— Самое неприятное позади, любовь моя, — задыхаясь, шепнул он, ласково отводя от лица Даниэль спутанные локоны и чуть коснувшись ее губ своими.

Она ответила ему долгим, нежнейшим поцелуем.

— Теперь у нас впереди остались лишь наслаждения, — улыбнулся Линтон, не переставая смотреть в ее бездонные глаза.

Их тела двигались точно в такт друг другу. Джастин следил за выражением лица супруги, ускоряя или замедляя темп своих движений. И все же для него это стало неожиданностью: полузакрытые глаза Даниэль вдруг в изумлении раскрылись, а тело дугой изогнулось ему навстречу. Ее ноги обхватили его ягодицы и крепко прижали к своим бедрам. Джастин почувствовал, что достиг самой глубины раскрывшегося ему навстречу тела. И тут они оба потеряли всякий контроль над собой: крепко прижавшись друг к другу, слившись в одно целое, супруги предались страсти. Даниэль вновь вскрикнула, но на этот раз уже не от боли, а от еще никогда не испытанного прежде наслаждения. Ее мышцы крепко сжали в себе Джастина, он застонал и… обессиленный, упал ей на грудь, придавив Даниэль всей тяжестью своего тела…

Прошло немало времени, прежде чем он смог отдышаться и обрел способность говорить.

— Боже мой, дорогая супруга, — устало пробормотал Линтон, — наверное, вы никогда не устанете меня удивлять.

— Все произошло так, как должно было? — спросила в ответ Даниэль, приподнимаясь на локте и внимательно вглядываясь в лицо мужа.

— Да, любовь моя, но вы меня удивили. Обычно девушки, только что ставшие женщинами, достигают подобного искусства в любви только после длительной практики.

— Наверное, у них просто нет таких искусных и опытных наставников, — пробормотала Даниэль.

— Я очень рад, что вместе с невинностью вы не потеряли чувства юмора, — рассмеялся Линтон. — А теперь, дорогая моя, мы могли бы отведать ужин мадам Бидди. Она очень старалась и, наверное, обидится, если мы не воздадим должное ее кулинарному искусству. Кроме того, нам надо поддерживать свои силы, ведь впереди еще почти целая ночь. Вы согласны со мной?

Даниэль встала, взяла со стула свою небрежно брошенную роскошную рубашку и, подойдя к зеркалу, надела ее.

— Я думаю, милорд, что подобного рода ночные одеяния никак не предназначены для нормальных жен, — усмехнулась она.

Джастин снова счастливо рассмеялся. Затем встал и расправил на спине жены рубашку.

— Вы правы, Данни. Они больше годятся для любовниц. Правда, я мог бы и перепутать эти понятия. Я получил любовницу, способную растопить самое суровое сердце.

— А разве можно одинаково сильно любить жену и любовницу?

— Можно. Но только если они — одна и та же женщина; тогда жизнь становится вечным праздником. Как для меня и, кстати, для вас, любовь моя, ибо вы получили одновременно мужа и любовника.

— Да, — прошептала Даниэль, поворачиваясь к Джастину, который уже вновь заключил ее в объятия. — Для меня жизнь тоже стала вечным праздником!

— Боюсь, Питер, что мне придется утром вернуться в город, — сказал граф Линтон, не отрываясь от густо исписанного строчками листка бумаги.

Питер Хавершам сразу же узнал этот четкий дерзкий почерк. Графиня Линтон была большой любительницей писать записки. За шесть месяцев, понадобившихся ей, чтобы неузнаваемо изменить заведенный в доме Линтонов порядок, Питер получил от леди Даниэль бесчисленное количество небрежно написанных посланий: они содержали всякого рода деловую информацию, изящно сформулированные просьбы, а иногда — краткие приказания.

— Надеюсь, ничего дурного не случилось, милорд? — спросил секретарь.

— Пока нет, — ответил Джастин с усмешкой, к которой его секретарь никак не мог привыкнуть; подобная манера улыбаться появилась у графа не так давно. Линтон потянулся к графину с портвейном и налил себе полный бокал. Потом облокотился на стол красного дерева, занимавший чуть ли не половину обеденного зала его дома в Дейнсбери, и задумался.

— Графиня пишет, — сказал он после нескольких минут молчания, — что если я не вернусь завтра утром сопровождать ее в Ратлэнд-Хаус, то она променяет меня на танцующего медведя.

Джастин подвинул графин с портвейном секретарю, тщетно пытавшемуся сохранить на лице бесстрастное выражение.

— Вы действительно думаете, что ее светлость может так поступить, сэр?

— А вы действительно думаете, что нет, Питер? Его светлость говорил очень мягко, и глаза его при этом весело блестели.

— Я уверен, — задумчиво ответил Хавершам, — что леди Данни, как обычно, гонится за новой модой. Сейчас все столичные дамы просто помешались на танцующих медведях.

— Вы правы, мой мальчик! Тогда мой долг перед светом — избежать грозящей семейной катастрофы. Придется возвращаться. Вы согласны?

— Бесспорно, лорд Линтон. К тому же здесь вас не удерживают никакие срочные дела. Утром мне надо будет кое-что обсудить с управляющим, а к вечеру я также вернусь в Лондон.