– Послушай-ка, а мой друг… – обернулся на полпути юноша.

Раста презрительно хмыкнула:

– Одноглазый бродяга-шам? Ну ты и нашел себе друга! Пострашнее не мог выбрать? Ты разве не знаешь, что все шамы – ублюдки? Завтра я его казню – и ты тоже будешь при том присутствовать.

– Но…

– Молчать! Я сказала. Ступай!

Взбалмошная, возомнившая о себе невесть что королевна! Странное существо, обладающее невероятной красотой и нечеловеческой силой. Кто бы это мог быть? Мать что-то такое говорила, но так давно, в ту пору, когда совсем еще ребенок Ратибор воспринимал все ее рассказы как дивную волшебную сказку.

В сопровождении двух вооруженных шестоперами воинов, жутких краснорожих страхолюдин, уродцев с испещренными язвами лицами и выпученными глазами без век, Ратибор обогнул правое крыло здания и, поднявшись по широкому крыльцу, оказался в просторном холле, украшенном остатками позолоты, лепнины и снежно-белыми, вероятно, тщательно отчищенными, статуями, изображавшими мускулистых мужчин и нереальной красоты женщин. Ни одной целой статуи Ратибор так и не отыскал, тем более жуткомордые охранники не особенно-то давали ему глазеть по сторонам, все время куда-то подталкивали, чуть ли не пинали.

Повернув влево, вся процессия пошла по широкому гулкому коридору, зиявшему выбитыми стеклами высоких стрельчатых окон. В простенках висели какие-то картины в потемневших от времени рамах, что на них изображено, – разобрать было почти невозможно, да пленник и не тратил время на такую ерунду – его больше интересовали окна да ходы-выходы.

– Шюда, – указав шестопером на дверной проем, прошепелявил один из стражей. – Там вше сделают.

– Ити, ити, быштро, – подтолкнул в спину второй… тоже оказавшийся шепелявым.

Что это – совпадение? Нет, вряд ли, скорее – одинаковое поражение органов речи. Или просто раса у них такая – страхолюдно-язвенно-шепелявая?

Руки беглецу не связали – отобрали только оружие и заплечный мешок. Рат, конечно, мог бы попытаться сбежать – оттолкнул бы уродцев, да прыгнул в окно… угодив под пулеметную очередь. Или – под «пламенеющий» двуручник той дикой красотки, которая, похоже, тут всем и заправляла. Царевна, блин, недорезанная.

К тому же нужно было поскорей отыскать и постараться выручить из беды Нага, которого держали где-то здесь и уже завтра собирались казнить, если верить «царевне». Отнюдь не в принципах коломенских воинов было бросать товарищей в беде – тогда какие ж они, к черту, воины? Так, обыкновенные, озабоченные только собственной алчностью, страхами и инстинктом размножения, людишки, обыватели, каких всегда и везде большинство. Но в том-то и дело, что Ратибор-то – не обыватель, а воин: вот он и поступал как положено воину. Бросить товарища ради спасения собственной шкуры – позор, и воин после этого – не воин, а подлая тварь.

Пригнувшись, пленник миновал проем, оказавшись в довольно просторном помещении с железной, пышущей жаром, плитой, уставленной какими-то большими котлами, чанами, кастрюлями, в коих что-то парилось, тушилось, варилось, распространяя такой вкусный запах, что Рат чуть было не подавился слюной.

У плиты орудовал юркий черный парень с буйной, заплетенной в многочисленные, перевязанные разноцветными ленточками, косички, шевелюрой и щекастым плосконосым лицом, бесформенным, как кусок спекшегося или смерзшегося угля, но вполне добродушным с виду. Парень то и дело снимал с кастрюль и чанов крышки, нюхал, помешивал, что-то подсыпал, при этом пританцовывал и вполголоса напевал какую-то ритмичную песню.

– Шигги! – окликнув, краснорожий указал шестопером на пленника. – Хозяйка фелела перефясать ему раны и накормить.

– Перевяжем, накормим, – чернокожий повар – ну, а кто же еще-то? – махнул поварешкою и с неожиданной строгостью погрозил стражникам кулаком: – Все сделаю, а вы ступайте. До ужина еще далеко!

– Ухотим, ухотим, уше! – воины повиновались беспрекословно, лишь один, уходя, обернулся, щепеляво спросив, что сегодня на ужин?

– Кролик в собственном соку, фрикасе из удава, жареные болотные пиявки под грибным соусом… да! И самое главное блюдо – паштет из моллюска! – повар горделиво приосанился. – На этот раз всем хватит, моллюск-то большой.

– Жнаем, што большой, – желтые капли слюны упали из разорванного рта краснорожего на пол. – Шами же его и ташшыли. Та, ушин путет славным, та.

– Да идите уже, – выгнав стражников, черный повернулся к Рату: – Меня зовут Зигги, а тебя?

– Ратибор. Можно – Рат.

– Что ж, Рат, – тряхнув косичками, Зигги указал поварешкою в дальний, у до половины заложенного кирпичами окошка, угол. – Вон там вода, видишь?

– Угу.

– Мойся. Потом посмотрим раны.

Ранения оказались не такими уж серьезными, к тому же на Ратиборе, носителе кремлевского D-гена, все заживало, как на собаке, быстро. И тем не менее, повар, с успехом выполнявший и обязанности лекаря, приложил к ранам зубчатый целебный лопух – зобух, после чего, усадив парня за стол, бухнул перед ним большую миску вкуснейшего, тушенного с какой-то крупой, мяса и кружку с ягодным киселем.

Смолотив все за пару минут, пленник нахально попросил добавки, а уж, управившись и с ней, поинтересовался – а что он вообще ел?

– Корни болотной вишни, – помешивая в кастрюле, охотно пояснил повар. – Конечно, не простой, а плотоядной, и не живые, а немного подгнившие, тронутые червями.

– Тьфу ты! – юношу аж перекосило. – Вот только не хватало еще червей на обед!

– С червями-то – самый смак, – улыбнулся черный. – Что, не вкусно разве?

– Нет, почему же – вкусно. И даже очень, – натянув на лицо улыбку, Ратибор похвалил стряпню, и в это время на кухню вновь заглянули давешние страхолюдины-стражники. Один из них, взглянув на сытого парня, завистливо вздохнул и махнул шестопером:

– Идем. Хозяйка штет тепя.

Идем, так идем – Ратибор охотно поднялся на ноги. Ожидать какой-либо каверзы, похоже, пока не приходилось, все, что должно было случиться плохого – уже произошло, так чего уж теперь бояться. Пока все шло очень даже неплохо – вымыли, подлечили, накормили… Правда, за чужую навязчивую доброту всегда приходилось платить. Чем – это уже был другой вопрос, и пленник надеялся получить на него ответ уже в самое ближайшее время.

Помещение, куда привели пленника смердящие, покрытые гнойными язвами, стражи, располагалось на втором этаже, и представляло собой нечто среднее между крепостью и будуаром средневековой дамы, изображение которого Рат еще в детстве как-то видел в одной из книжек у кого-то из молодых коломенских жрецов. Вышитые золотистыми цветами портьеры, изысканные масляные светильники на треногах, статуи, изящная резная мебель, по-видимому, старинная, ширма с рисунком в виде больших красных цветов, картины, даже целая полка книг! И на фоне всего этого богатства – грубо заложенное кирпичами окно с амбразурою, возле которой стояла на треноге странная, вороненого металла, пушка, пушчонка даже – не особенно-то и крупного калибра, с большой жестяной коробкой, из которой виднелись вставленные в прорезиненные ленты пули.