— Я вернусь домой сразу, как закончу свои дела. Ты, конечно, справишься о них?.. о ней?

Миссис Торнтон не была в состоянии ни поддерживать беседу с Фанни, ни терпеливо выслушивать ее излияния, пока сын отсутствовал. Но с его возвращением ее зрение и слух настолько обострились, что она подмечала все мельчайшие детали, слушая его рассказ о том, как он провел вторую половину дня, какие шаги он предпринял, чтобы обеспечить себе безопасность, и кого из рабочих он решил нанять, для того чтобы нормализовать ситуацию. Он ясно понимал цель своих поступков. Те, кто принимал участие в бунте, должны быть наказаны. Это необходимо для того, чтобы защитить собственность и укрепить власть собственника.

— Мама! Ты знаешь, что я должен сказать мисс Хейл завтра?

Вопрос был задан неожиданно, когда миссис Торнтон уже перестала думать о Маргарет.

Она взглянула на сына:

— Да! Знаю. Ты не можешь поступить иначе.

— Поступить иначе?! Я не понимаю тебя.

— Я имею в виду, что после того, как она выставила свои чувства напоказ, ты посчитал делом чести…

— Делом чести, — насмешливо сказал он. — Боюсь, дело чести здесь ни при чем. Выставила свои чувства напоказ! Какие чувства ты имела в виду?

— Ну, Джон, не нужно злиться. Разве она не выбежала и не бросилась тебе на шею, чтобы защитить тебя от опасности?

— Да! — ответил мистер Торнтон. — Но, мама, — продолжил он, — я даже не смею надеяться. Я никогда раньше не был трусом, но я не могу поверить, что такая девушка любит меня.

— Не будь глупцом, Джон. Такая девушка! Разве она дочь герцога? И какое доказательство ее чувств тебе еще нужно? Я думаю, что она боролась со своими аристократическими привычками, но мне понравилось, что она не стала таиться в последний момент. Для меня это немаловажно, — произнесла миссис Торнтон, едва улыбнувшись, поскольку слезы стояли у нее в глазах, — потому что завтра я окажусь второй. Я бы хотела побыть с тобой, только с тобой, еще несколько часов, поэтому я просила тебя не ходить к ней сегодня.

— Дорогая мама! — Все же любовь эгоистична, и в тот момент, когда он вернулся к своим собственным надеждам и страхам, в сердце миссис Торнтон вползла холодная тень. — Но я знаю, что ей нет дела до меня. Я брошусь к ее ногам… я должен. Даже если это будет один шанс из тысячи… или даже из миллиона… я должен это сделать.

— Не бойся! — сказала мать, подавляя разочарование и острую боль ревности. — Не бойся, — повторила она спокойно. — Если она тебя полюбила, она, может быть, достойна тебя. Ей было очень трудно преодолеть свою гордость. Не бойся, Джон, — сказала миссис Торнтон, целуя его, желая ему спокойной ночи.

Она медленно и величественно вышла из гостиной. Но, оказавшись в своей комнате, она заперла дверь и расплакалась, что редко себе позволяла.

Маргарет, все еще очень бледная, благополучно вернулась домой. Мистер и миссис Хейл все так же сидели и тихо разговаривали. Она понадеялась, что голос не выдаст ее.

— Миссис Торнтон пришлет водяной матрас, мама.

— Дорогая, как устало ты выглядишь! На улице очень жарко, Маргарет?

— Очень жарко, а из-за забастовки — довольно грязно.

Щеки Маргарет вспыхнули, и тут же кровь снова отлила от них.

— К тебе приходили от Бесси Хиггинс, она просила тебя зайти к ней, — сказала миссис Хейл. — Но я думаю, ты очень устала.

— Да! — согласилась Маргарет. — Я устала, я не смогу пойти к ней.

Она молчала, пытаясь унять дрожь, пока разливала чай. Она была рада, что отец занят матерью и не замечает, как выглядит дочь. Даже после того, как миссис Хейл пошла спать, он не захотел оставить жену одну и решил почитать ей перед сном. Маргарет осталась наедине с собой.

«Теперь я подумаю об этом… теперь я вспомню все. Я не могла раньше… я не смела. — Она неподвижно сидела в кресле, сложив руки на коленях, сжав губы, устремив взгляд в одну точку, будто на какое-то видение. Она глубоко вздохнула. — Я, та, которая ненавидит сцены… Я, та, которая презирала людей, что не владеют своими чувствами… Я всегда думала, что им не хватает самоконтроля… Я спустилась и не колеблясь бросилась в схватку, как романтичная дурочка! Правильно ли я поступила? Полагаю, они ушли бы и без меня. — В какой-то момент еще раз все хорошо обдумав, она поняла, что это был бы чересчур разумный поступок для обезумевшей толпы. — Нет, они не ушли бы. Я поступила правильно. Но что заставило меня защищать этого человека, будто он был беспомощным ребенком?! А! — воскликнула она про себя, сжав руки. — Неудивительно, что эти люди подумали, будто я влюблена в него, когда так бездумно себя опозорила. Я влюблена… в него! — Бледные щеки Маргарет внезапно вспыхнули как от огня. Она закрыла лицо руками. Когда она отняла их от лица, ее ладони были мокрыми от жгучих слез. — О, как низко я пала! Что они станут говорить обо мне?! Я не была бы такой храброй, не будь он мне абсолютно безразличен. На самом деле он совершенно мне не нравится. Я забеспокоилась только потому, что обе стороны должны вести честную игру. И я понимала, какой должна быть честная игра. Но было бы несправедливо, — сказала она себе страстно, — если бы он стоял, защищенный стенами, ожидая солдат, которые поймали бы этих бедных обезумевших людей в ловушку и стали бы их избивать, а он так и стоял бы в бездействии. Но с их стороны было нечестно нападать на него, угрожая ему. Я бы снова так поступила, и пусть обо мне говорят что угодно! Если я предотвратила один удар, если не дала свершиться злу, я выполнила свой женский долг. Пусть они оскорбляют мою девичью гордость, я чиста перед Богом!»

Она приободрилась, величественный покой снизошел на нее, и ее лицо стало умиротворенным — спокойным, словно выточенным из мрамора.

Вошла Диксон:

— Если позволите, мисс Маргарет, там водяной матрас от миссис Торнтон. Уже слишком поздно, я боюсь, миссис уже почти спит, но завтра он прекрасно ей послужит.

— Хорошо, — ответила Маргарет. — Передай нашу благодарность.

Диксон на мгновение вышла из комнаты и тут же вернулась.

— Если позволите мисс Маргарет, он говорит, его попросили узнать, как вы себя чувствуете. Я думаю, он имел в виду миссис. Но он говорит, его просили узнать, как мисс Хейл.

— Я?! — воскликнула Маргарет, вскочив. — Я в порядке. Передай ему, я в порядке. — Но ее лицо было таким же мертвенно-белым, как платок, и голова сильно болела.

Вошел мистер Хейл. Он оставил спящую жену и теперь хотел поговорить с дочерью, чтобы отвлечься от грустных мыслей. С ласковым терпением, без единого слова жалобы она переносила боль и находила бесчисленные темы для разговора, ни разу не упомянув о бунте. При одной мысли о том, что произошло, ей становилось плохо.

— Доброй ночи, Маргарет. Я использую каждую возможность, чтобы отдохнуть, а ты выглядишь очень бледной. Я позову Диксон, если твоей маме что-то понадобится. Ложись спать и спи крепко. Я уверен, тебе просто необходим сон, бедное дитя!