командиром, но от его полка под конец войны в живых сталось не более полутора сотен человек. Это если не считать примерно такого же количества инвалидов, подобных ему. Мировая война жестоко прошлась по семье фон Рейтернов. Его единственный сын погиб на Западном фронте в свои девятнадцать лет, провоевал всего две недели, как его подразделение попало под газовую атаку. Жена и обе дочери барона погибли уже после войны. Поместье Рейтернов оказалось на тех землях, которые отошли Польше. И они не успели перебраться в Германию. Благодарные польские соседи навестили поместье и помогли его любимым женщинам переселиться на тот свет. Макс остался один как перст. Единственной вещью, которая осталась ему от прошлой жизни оказался охотничий штуцер с оптическим прицелом, который ему присобачил на фронте полковой умелец, мастер-оружейник Дитмар Ноймар из Лейпцига. Майор оказался очень неплохим стрелком, когда у него была возможность, он устраивал охоту на англичан, против которых действовал его полк. Сорок шесть подтвержденных исполненных целей. При этом у майора был свой кодекс — он выбивал исключительно офицеров и снайперов противника. Простых солдат никогда на охоте не трогал. А вот вражеских бекасников уничтожал с особым удовольствием — из на его счету было больше половины — двадцать семь! После войны и потери семьи Макс остался фактически без средств к существованию. Правда, помогли боевые товарищи. Устроили бухгалтером в небольшую конторку, оформлявшую отправление грузов через порт. Из-за своего скрупулезного и въедливого характера оказался на нужном месте. Заработок был небольшой, но позволял оплатить неплохую съемную квартиру, пусть и не в самом центре города.

Да и на пропитание хватало, хотя и в притирку. От курения сигар отказался, перейдя на дешевые папиросы, совсем бросить курить даже не думал. А вот покупка одежды была уже проблемным мероприятием и приходилось тщательно взвешивать, в чем себе отказать, чтобы прикупить что-то крайне необходимое.

Макс вышел на балкон, привычно закурил, глубоким вдохом втянул в легкие ароматный дым, от которого сразу же стало першить горло. Чёрт возьми, опять этот горлодёр придётся покупать, на хорошие папиросы просто нет денег. С этими грустными мыслями он поставил на плитку чайник, кофе заваривал исключительно горячей водой, при этом постепенно доливая в джезву два раза воду, чтобы пенка, как минимум, трижды поднималась и опускалась — так кофе отдавало весь свой вкус и аромат. Раньше Хелен сама готовила мужу этот напиток, но увы… Вспомнив жену, Макс почему-то решил отложить кофепитие, встал у небольшой иконы и несколько минут помолился. Прочитав необходимый набор молитв, почувствовал облегчение. И только потом взял уже почти остывший кофе, подумал, выплеснул его в раковину и поставил новую порцию. Да, как-то утро совсем не задалось. Посмотрел на настенные часы — показывали половину десятого. С чашкой кофе застыл у окна, всматриваясь в небесную серую хмарь, закрывшую город.

И тут чуткий слух военного услышал какой-то слишком знакомый звук, напоминающий барабанную дробь. Неужели где-то стреляют? Выйти на балкон? Ну уж нет, если что-то происходит, лучше понаблюдать за этим с укрытия. Из окна открывался хороший вид на улицу. А вот и патруль — десяток возбужденных патрульных неслись в сторону железнодорожного вокзала, под началом офицера, размахивающего пистолетом. Надо заметить, что полицейские части в городе состояли из немцев, по большей части, ветеранов Мировой войны (тогда ведь никто еще не знал, что это была Первая мировая война). А через каких-то десять минут выстрелы раздались совершенно отчетливо и именно от железнодорожной станции. А еще через несколько минут зубы Макса чуть не раскрошились от злости — по улице пронеслась группа всадников, на пике одного из них он заметил красно-белый флажок. Да и форма не оставляла никаких сомнений — это были польские уланы. Барон поморщился — дешевый протез причинял массу неудобств, но сейчас ему было не до терзаний боли — он постарался настроить радио на местную волну. Но из динамика раздавался какой-то дикий треск и шипение, что-то пытался пробубунить диктор, но расслышать и слова было невозможно. Еще минут через сорок фон Рейтерн увидел броневик, который медленно полз посередине улицы, за ним осторожно передвигались солдаты в ненавистных конфедератках.

(Польская конница на улицах Данцига)

Радио заработала в два часа по полудни. Взволнованный голос диктора сообщил, что согласно приказа верховного главнокомандующего и для предотвращения беспорядков армия Польши берет город под свой контроль. Гражданам вольного города Данцига предлагалось оставаться на своих местах и выполнять указания новых властей. Дальше заиграла бравурная музыка — гимн новых хозяев города. Барон добрался до своего бара и налил в рюмку французского коньяка — остатки былой роскоши. Пил он мало, но сейчас понимал, что ему просто необходимо чем-то залить этот ужас. Проклятые пшеки снова его достали, на этот раз тут, в Данциге. Проклятье! И что ему теперь делать? Конечно же, завтра на работу не надо будет идти. Значит сегодня есть возможность хорошо так выпить. Этим он и занялся. Закусывать не стал. Коньяк закончился на удивление быстро, зато нашлась еще бутылка дешевого шнапса. А на утро понедельника сушило во рту и хотелось очень сильно пить. И голова раскалывалась. Почти ледяной душ снял головную боль. Макс выглянул на улицу. На противоположной стороне улицы натягивали большие полотна с цветами польского знамени. Макс немного подумал, прикинул, для чего могли этим украшательством заниматься, в это время в его квартиру стали стучаться. Не обращая внимания на стук, он тяжелым шагом прошёл на кухню и достал из неприкосновенного запаса хорошую кубинскую сигару. Единственную. Всё, что у него осталось от былой роскоши. Дверь не выламывали. Стук быстро прекратился. Он услышал, как стали ломиться к соседям. Впрочем, это мало его волновало. Ушли? Да, точно, он на всякий случай подошел к двери. Соседи тоже не открывали. И правильно сделали. Шаги удалились. Хорошо. Макс вернулся в комнату и вытащил свой охотничий девайс. Погладил аккуратное ложе, собрал штуцер, достал оптический прицел, установил его. Посмотрел свои запасы — у него было всего пять патронов. Впрочем, вполне достаточно. Аккуратно из-за занавески осмотрел улицу, там носились паны, осматривали дома, на тротуарах появилось оцепление — солдаты, конечно же, никакой местной полиции. Посмотрел на часы. Полдень. Примерно через пятнадцать минут движение на улице прекратилось. А еще через две-три минуты, показавшиеся ему вечностью, от вокзала показалась колонна польской конницы, идущая торжественным маршем. Впереди на белом коне ехал человек в маршальском мундире, его сопровождала свита, за ней знаменосцы с польскими флагами, а затем по