– Ну что, сегодня можно устроить себе праздник? – спросил он, как только Александр вошел в кабинет. – Я лично устрою – такая гора с плеч!

Александр улыбнулся, признавая за боссом право на праздник.

– Я так люблю, когда клиенты уходят полностью удовлетворенными, – доверительно, словно делясь чем-то сокровенным, поведал босс. – Особенно такие, как Алецкая. Знаешь, как она тебя назвала?

В минуты душевного подъема Геннадий Валерианович мог перейти на «ты», если, конечно, сотрудник стоил подобного расположения.

– Мой милый доктор Берг! Каково, а? Тебя кто-нибудь из пациентов так называл?

– Нет, «милым» меня еще никто не называл.

– Гордись! А еще она пообещала упоминать нашу клинику и тебя лично во всех интервью.

– Это она… мягко скажем, преувеличила, потому что нас в интервью упоминать не принято, – «обломал» босса Александр. – Мы вроде как есть, но нас вроде бы нет, потому что красота у всех природная. В интервью Алецкая будет рассказывать, как, устав от мирской суеты, она уединилась в какой-нибудь благословенной глуши, где ходила босиком по траве, пила парное молоко, питалась экологически чистыми дарами природы, а заодно отмякла душой, переосмыслив свою жизнь, в результате чего и похорошела. Почитайте недавнее интервью Регины Поляничко журналу «Обана-ру», вот то же самое будет говорить Алецкая. А Поляничко, если не ошибаюсь, обещала вписать мое имя золотыми буквами в историю отечественной медицины. Я, можно сказать, уже губы раскатал и место для мемориальной доски у подъезда присмотрел, а она, оказывается, полгода в Непале духовным практикам предавалась.

– Впишут! – обнадежил Геннадий Валерианович. – Впишут! Благодарные потомки впишут!

– Да мне, если честно, без разницы, – улыбнулся Александр. – Пусть лучше в историю собираются вписывать, чем жалобы строчат.

Услышав слово «жалобы», Геннадий Валерианович трижды постучал согнутым указательным пальцем по столу.

– Вам будет выплачена премия в размере месячного оклада, – переходя на «вы», сообщил он.

– Спасибо, Геннадий Валерианович, – внезапными премиями в клинике «La belle Hélène» баловали редко, считалось, что сотрудники и так нормально получают. – Так неожиданно…

– Ожиданно, ожиданно, – проворчал босс. – Это не только за профессиональное мастерство, но и за совпадение ваших взглядов на жизнь с принципами, принятыми в нашей клинике…

«Откуда ему известно про мой разговор с Карачевским? – изумился Александр. – Земля настолько полнится слухами? Не может быть! Вряд ли Карачевский стал бы кому-то рассказывать, как он предлагал мне должность своего заместителя, а я отказался. Это совсем не в его характере. Он скорее расскажет, как я домогался этой должности правдами и неправдами, а он мне отказал. Но откуда тогда Карлсон узнал? Ведь он явно неспроста упомянул про совпадение взглядов с принципами. Не совпадение случайное – вон как глаза-то сверкнули…»

«There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy»[38], – писал Шекспир и был тысячу раз прав.

Букет, подаренный Вероникой, Александр разделил на три. Один оставил в кабинете, другой отнес на ресепшен (цветы на ресепшен смотрятся замечательно), а третий вечером того же дня торжественно вручил матери.

– С чего бы это? – удивилась мать.

– Знак признательности от благодарной пациентки, – ответил Александр. – А поскольку всеми моими достижениями я обязан тебе, то и цветы тебе.

– Так уж и всеми…

– Всеми-всеми! – убежденно ответил Александр. – Ты научила меня сначала думать, а потом делать. В этом-то и корень всех моих достижений!

Вероника в Вероне – это каламбур или что-то другое? Наверное, каламбур, решила Вероника, ведь все словесные приколы делятся на анекдоты и каламбуры, а ничего анекдотичного в том, что она приехала в Верону, нет. Но тем не менее звучит прикольно. Вероника в Вероне. Как «Римма в Риме» или «Веня в Вене».

Помянув в уме Рим, Вероника нервно передернула плечами. С Вечным городом у нее не сложилось – была там трижды, и всякий раз с приключениями. Неприятными. В первый свой приезд Вероника подвернула ногу на Испанской лестнице, да так неудачно подвернула, что полторы недели проковыляла на костылях. Хорошо еще хоть, что без перелома обошлось. Разумеется, при такой ограниченной подвижности многое осталось не увиденным, и при первой же возможности Вероника снова посетила Рим и во время первой же прогулки по городу лишилась сумки, в которой лежали все ее банковские карты, мобильный телефон и, что хуже всего – паспорт. Классика жанра, какой-то негодяй на мотоцикле сдернул сумку с плеча благодушествующей Вероники и умчался прочь. Вместо осмотра достопримечательностей Вероника была вынуждена убить кучу времени в полиции и в посольстве. Для оформления временного удостоверения личности требовалось эту самую личность подтвердить. Никаких документов на руках у Вероники не было, путешествовала она в одиночестве (отдыхала от общения), поэтому с подтверждением личности возникли определенные проблемы. «Да вы что, издеваетесь?! – заламывала руки Вероника. – Веронику Алецкую не узнаете?! Вы что, кроме футбола, ничего больше по телевизору не смотрите?! (Все это случилось вскоре после выхода на экраны «Таежного кордона»)». Вальяжные посольские бюрократы разводили руками и талдычили про установленный порядок. Пришлось Веронике тащить в посольство администратора гостиницы, в которой она остановилась, и гостиничного швейцара. Они подтвердили, что знают ее как «синьору Веронику Алецки», после чего Вероника наконец-то получила на руки заветный документ. Сказать, что поездка была испорчена, означает не сказать ничего.

В третий приезд (Вероникиной настойчивости завидовали многие, и вообще Бог любит троицу) она неделю провалялась в номере с жуткой ангиной. Температура, слабость, и рта раскрыть невозможно. Нет, с подвернутой ногой было все же лучше – хоть как-то ходила, хоть как-то развлекалась. Три попадания – это уже система. Вероника сделала выводы и больше в Вечный город не стремилась. Рим – это Рим, но тем не менее на нем белый свет клином не сошелся.

Странно, что в Вероне нет памятника Шекспиру. Удивительная неблагодарность. Данте Алигьери, прожившему в Вероне дюжину лет и никак не воспевшему этот город в своем творчестве, памятник поставили, а Шекспиру – нет. А кто бы сейчас знал эту Верону, если бы Шекспир не сделал ее местом действия одной из самых шедевральных своих пьес? Ну, может, историки бы знали и какие-нибудь особо продвинутые туристы, а больше – никто. В сознании большинства людей Верона неразрывно связана с трагической историей Ромео и Джульетты. Джульетте веронцы, кстати говоря, памятник поставили. Бронзовый. Прямо под ее балконом. Чтобы туристам было с кем сфотографироваться на память. Только одной Джульетте, без Ромео. Неправильно как-то. Выходит, что и в вечности Ромео и Джульетте не суждено быть вместе… Жаль.