* * *

Гинекологическая клиника в Санта-Терезе находится в трехстах милях к северу, прямо за границей штата, в Лас-Крусес, а тогда машина у Карлы была общая с матерью. На ней она и думала поехать, но если доберется туда, то надо будет задержаться на ночь – и как она объяснит это матери? А если остановят в каком-нибудь из городков между Одессой и Эль-Пасо? Она слышала рассказы о тамошних шерифах – что они догадываются, куда наладилась девушка, увидев её на магистрали, одну, за рулем, заставляют ехать за собой в участок и ждать там, пока они звонят отцу. Финиш.

На восьмой неделе Карла поехала в магазин органических продуктов и купила настойки коры корня хлопчатника и клопогона у женщины с пушистыми волосами и в свободном синем платье, таком ярком, что его надо было бы продавать с предупреждением о возможности судорожного припадка. Разведите в горячей воде и пейте помногу, сказала женщина. Галлонами. Будете писать каждые десять минут. Когда закончатся, приезжайте и купите еще.

Карла допилась до того, что сгибалась пополам от колик. Чай отдавал землей и плесенью; когда её рвало и несло, мать прыскала в туалете лизолом и спрашивала, какой дрянью она объелась. Она ходила на музыкальные репетиции и написала сочинение о «Поэме о старом моряке». На физкультуре, когда играли в вышибалы, она стояла неподвижно, опустив руки, мячи попадали ей в живот, и тренер Уилкин кричал ей: – Что ты застыла, черт возьми? В раздевалке, в душе, смотрела на пол. «Вода, вода, кругом вода, а пить – ни капли нет»[28]. И ни капли крови нигде, думала она. В школьном туалете она рассматривала клочки туалетной бумаги и низ трусиков. Но беременность не прерывалась, не прерывалась. Моя матка – нарисованный корабль[29], думала Карла, а я жду пассата. Десять недель, пятнадцать… а потом стало двадцать, и притворяться перед собой уже поздно.

Женщина в органическом магазине сказала, что её зовут Элисон, и спрашивает, кормит ли Карла грудью. Карла объясняет, что акушерки не советовали, раз ей надо поскорее устроиться на работу. Элисон дает ей пяток косяков и велит воздерживаться от спиртного и метедрина. Уже осень, и свободное длинное платье Элисон – цвета степного пожара и виски. Для матери-одиночки самые лучшие наркотики – кофе и травка, говорит она Карле. Не попадайся с ней полицейским. Ни с кем не делись. Никому не говори, даже своему парню – ему особенно. Причиндалы не покупай. Сворачивай сама и прячь в коробку с сигаретами, ни в коем случае не в пластиковый пакетик.

Всё у тебя будет путем, говорит Элисон. Только не думай, что приняла уже все главные решения в жизни.

Любит ли Карла ребенка? Да, ужасно. У Дианы красивое, сильное имя и улыбка, способная растопить сердце дьявола. Днем, когда они одни, Карла не хочет спускать её с рук ни на минуту. Но материнство научило её многому. Что без сна можно обходиться гораздо дольше, чем она могла подумать. Что вдруг начинает думать вслух после девятичасовой смены; стоит только по дороге домой сделать короткий крюк по пустыне и несколько минут поглядеть на звезды. Что можно любить кого-то всем сердцем и при этом жалеть, что он есть.

Жаль, мы не знали тебя тогда, говорит кто-то из нас. Одолжили бы тебе денег при нужде. Кто-нибудь из нас отвез бы тебя в Нью-Мексико. Ничего бы не сказали всяким воинам молитвы.

* * *

Как называется мать-одиночка, которой надо вставать рано утром?

Десятиклассницей.

* * *

Приехав с работы домой, миссис Сибли переодевается в тренировочный костюм, держит внучку между колен и смотрит в её большие голубые глаза. Ну что, мисс Диана, займемся? Она кормит, купает и качает внучку, сажает на колени, чтобы вместе смотреть Орала Робертса[30].

Миссис Сибли хранит обрывки серого мундира, принадлежавшего прапрапрадеду её мужа, – они в рамке, висят в прихожей рядом с дагеротипом владельца, – и сосновый сундук с картинами старой фамильной плантации, и она, хоть убей, не может понять, как её родня всего за несколько поколений переместилась оттуда сюда и застряла в западном Техасе, где только успевай проморгаться от пыли да сохранить кровлю над головой, пока мексиканцы и феминистки завладевают миром.

Придя со смены, Карла стоит позади матери и дочки и смотрит, как голубой свет телевизора мелькает на лицах обеих спящих. Пора в кроватку, говорит она и переносит Диану в колыбель. Карла любит маму, но боится, что страх и ненависть миссис Сибли в конце концов сведут её в могилу. Что будет с матерью, когда она с Дианой уедет? Подоткнув одеяло на дочери и матери, Карла выходит на задний двор, закуривает косяк и пытается вообразить другую жизнь для себя, такую, где она проявляет чуть больше упорства, чтобы попасть в ту клинику в Санта-Терезе.

Сегодня ночью жгут попутный газ на нефтезаводе. Небо бледное, можно звезды перечесть. Если закрыть глаза, Карла может представить себе родной город через пятнадцать лет, или через пятьдесят, через сто, когда выкачают из земли всё что можно. Легко вообразить, что вся буровая техника исчезла, вышки и качалки погружены на автоплатформы и увезены в другую пустыню или на другое побережье. Город видится ей без церквей и баров, без школьного спортивного поля, без стадиона на восточной окраине, без торговцев автомобилями, сказавших во время последнего спада, что уходят навсегда – или до следующего бума. Без больницы, где родились все, кого она знает, и все умрут, быстро, если повезет.

Пусть все говорят в этом году о сланцах в Боун-Спрингсе и бассейне реки Делавэр, но когда цены на нефть упадут, парковки опустеют и поселки рабочих будут брошены – только ржавеющие банки из-под пива, да разбитые окна, да змеи под кроватями. Но тут, в городе, на окнах маленьких кирпичных домов и деревянных домиков, приходящих в упадок, еще будут висеть шторы, или занавески, или старые футболки. На дворах – опрокинутые трехколесные велосипедики, бутылки из-под «Доктора Пеппера», выцветшие игрушки, кеды без шнурков, стираное белье на веревках и подоконники, припорошенные песком. И где-то будет женщина, не пожелавшая сдаться. Каждый вечер, перед ужином, она сметает песок с кухонного стола. Каждое утро подметает крыльцо. Метёт и метёт, но пыль опять собирается.

Вы можете уехать, говорит миссис Сибли дочери, но если уедете, я не смогу вам помогать.

* * *

Как дойти от Мидленда до Одессы?

Шагай на запад и когда ступишь в говно – ты пришел.

* * *

Дейл Стрикленд уже сильно пьян, когда расплачивается по счету и встает из-за стола, где просидел почти три часа. Смотрим, как он идет в уборную, слышим, что он говорит, остановившись перед Карлой. Эй, валентинка. У тебя такой вид, как будто потеряла друга.