— Печень! — с кряхтением ложась на кровать, саркастически хмыкнул Бергер. Неужели этот эскулап не сумеет понять, как оберфюреру сейчас нужно казаться тяжело больным? — Я, дорогой доктор, жалуюсь на все сразу: на возраст, на печень, на сердце, на войну, на то, что мной уже мало интересуются молоденькие девушки. Неприятно чувствовать себя больным и старым, а я болен доктор, серьезно болен.

И он внимательно поглядел в глаза склонившемуся над ним майору. Тот взгляда не отвел и приложил мембрану стетоскопа к ладони, чтобы согреть ее и не обеспокоить холодком инструмента снимавшего рубашку эсэсовца…

К старой разрушенной часовне Семенов шел уже знакомой тропкой, петлявшей между кустов бузины, заросших лебедой и чертополохом ям и куч мусора, наваленного где и как попало — сюда свозили всякий хлам жители Немежа, выбрасывая то, что уже невозможно обменять на хлеб или картошку или использовать в хозяйстве.

Старьевщики в оккупации давно перевелись, ржавые горшки и матрацы с вылезшими пружинами никого не интересовали, поскольку оккупанты отбирали для себя самое лучшее, а горожане приучились обходиться минимумом удобств, вздыхая украдкой по старым добрым временам, когда всего было вдосталь.

Припекало поднявшееся солнышко, и Павел Романович снял шляпу и нес ее в руке. Скоро покажется знакомый столб с фигурой Божьей Матери, нянчившей на руках младенца Иисуса, и обрушившаяся кровля часовни с выросшей на ней тоненькой березкой с бархатно-коричневым стволиком.

Настороженно поглядывая по сторонам, Семенов раздумывал над разговором, состоявшимся у него сегодня ночью с Волковым. Рискует Антон, ох рискует, но другого выхода, пожалуй, нет — приходится лезть в пасть ко льву. Как это говорят на Востоке: если твое дело в пасти льва, а ты мужчина, то пойди и возьми то, что тебе нужно?

Ho то Восток, склонный к цветистости выражений и пышным тирадам, а здесь дело более прозаическое и опасное, чем схватка со львами, в сущности своей только большими кошками, пусть и опасными своими когтями и зубами. У Бергера с Бютцовым зубы и когти не в пример страшнее, а вдобавок еще лисья хитрость, большой полицейский аппарат, не ведающий жалости и способный на любые провокации, а также возможность в любой момент изменить или донельзя обострить ситуацию в Немеже. Вот тебе и пасть льва. Попробуй там взять то, что тебе нужно!

Нина не сумела выбраться из города: один из сопровождавших ее разведчиков погиб, а мальчику удалось скрыться, и он отсиживается теперь на явке у Осипа Герасимовича, который строго запретил ему ходить по улицам и вообще выходить в город до особого распоряжения.

Как все произошло, чисто случайно? Закрыли немцы выходы из города по новой схеме или специально ловили уходивших, и засада могла ждать если не на этой улице, так на другой? От одной встречи с патрулями парнишка избавил ведомую им маленькую группу, но пока сам выбирался из передряги, двое других напоролись на немцев в ином месте и, вступив в перестрелку, были убиты.

Как-то они с Антоном станут выгребать отсюда на чистую воду? Сейчас даже у минного поля бродят усиленные патрули и ночами постоянно шарит по нему прожектор, безжалостно высвечивая каждый сантиметр, каждую былинку, каждую кочку и ямку. Сгреб Бергер город в жменю, стянул его ошейником засад и патрулей: кого хочет, впустит, кого хочет, выпустит, впору, как кроту, рыть подземные ходы, чтобы оказаться на воле. Неужели он весь Немеж решил превратить в одну большую камеру смертников, сделать всех жителей своими заложниками?

План Волкова заслуживает внимания, хотя и трудновыполним, сложен и не застрахован от случайностей. Однако другого выхода пока не предвидится — и так сломали себе головы думками и насквозь прокурили каморку во время разговоров. Если все удастся, то они на коне, а если нет… Впрочем, об этом тоже надо думать и искать новые варианты, не останавливаясь на уже принятом — легко только сидеть на печи да плевать в потолок, а оказалось бы здесь все просто, разве послали бы в Немеж его и Волкова?

Тропка вывела к кустам бузины. Вот и столб. Обходя вокруг него, Павел, как старому знакомому, подмигнул имени пана Казимира, выбитому на камне. Тихо, маятно от жары, вьется в тени мелкая мошкара, обещая и далее устойчивое тепло и сухое, без проливных дождей, лето. Хорошо бы сейчас просто погулять по роще, побродить между деревьев, позагорать на солнышке, подставив ему белую после зимы спину, ощутить босой ступней податливость чуть влажной лесной земли, покрытой роскошным ковром разнотравья!

Устроившись в тенечке под кустом, Семенов стал ждать, когда появится Ярослав, часто поглядывая на дорогу: не пылит ли по ней уже знакомая темная машина?

Томашевич пришел пешком — пограничник заметал его высокую фигуру еще издали. Словак шел по обочине, помахивая прутиком и сшибая пыль с листьев придорожных деревьев. Пилотка засунута за пояс, воротник расстегнут.

— Добрый день, — дождавшись, пока Томашевич поравняется с кустами, окликнул его Семенов. — Отчего вы сегодня не на машине?

— Здравствуйте, — словак легко перепрыгнул через кювет и пожал руку Павлу Романовичу. — Не получилось. Авто я нашел в условленном месте, и оно оказалось в полной сохранности. В благодарность получил увольнение в город.

— Какие новости? — увлекая механика подальше от дороги, поинтересовался пограничник. От того, что сумел узнать Ярослав, сейчас многое зависит. Но словак тоже не Господь Бог.

— Вылет послезавтра, в одиннадцать по местному времени.

— Точно?

— Приказано подготовить к этому времени самолет, — пожал широченными плечами Томашевич. — Я сам слышал и еще говорил с немецкими механиками: они часто просят помочь, а я никогда не отказываю. Вчера вечером мы сидели за картами, и один из них проболтался, что эсэсман не полетит.

— Вон даже как! — легонько присвистнул Семенов. — Зачем же тогда срочно готовят машину? Кто же полетит? И что такое вдруг произошло с оберфюрером?

— Заболел, — усмехнулся словак. — Не знаю чем, но говорят, серьезно. Приказал отправить офицера связи.

— Как? — насторожился Павел Романович. — Именно офицера связи? Откуда тот?

— Тоже оттуда, — сплюнул механик. — Он уже приезжал: такой лупоглазый, в форме ваффенэсэс. Говорили с командованием, а я его видел только издали.

Офицер связи — это что-то новенкое! Почему Отто Бергер вдруг заболел: очередной тактический ход, не хочет улетать в Берлин, оставив здесь свою операцию незавершенной? Похоже. Значит, он доверит секретные бумаги эсэсовскому офицеру спецсвязи, который доставит их в Берлин, а сам останется, чтобы полностью контролировать ситуацию? Или так оберфюрером было задумано заранее?

— Не могут ли прислать самолет из Берлина или заменить машину здесь, на аэродроме? — покусывая травинку, задумчиво спросил Семенов. — Бывает у них такое или нет? Вдруг им чего не понравится и они изменят свои планы?

Словак отрицательно помотал головой — нет, такого он еще не видел, чтобы немцы без видимых причин отменяли ранее данные распоряжения и приказы. Это для них из ряда вон выходящие случаи, признаки сбоя в работе хорошо отлаженной и запущенной на полный ход военной машины, приученной к беспрекословному повиновению и четкому выполнению приказов.