Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За оврагами тропкой, — придержав шаг, сообщил партизан. — Через помойки и в рощу, там уже патрули не ходят. Оттуда рукой подать.
Он ободряюще подмигнул и вдруг застыл, прислушиваясь к нарастающему звуку стрекота мотоцикла. Повертел головой, ища, куда скрыться, схватил Нину за руку и быстро потащил к кустам палисадника, надеясь найти среди них спасение или хотя бы укрытие, пока немцы не уберутся.
Мотоцикл выскочил из-за угла, когда они были уже буквально в двух-трех шагах от палисадника. Яркий луч фар скользнул по их согнутым фигурам, и сквозь треск мотора, заглушая его, послышалась пулеметная очередь.
Пули прошли выше, не задев беглецов, и провожатый парикмахерши, видя безвыходность положения, толкнул Нину к кустам, а сам начал стрелять из автомата по катившемуся прямо на него мотоциклу. Видимо, надеялся первым убить немцев или заставить их повернуть назад.
Внезапно он словно сломался пополам, уронил на землю автомат и кулем осел, ткнувшись головой почти в ноги девушки. Нина отпрянула и закричала — тонко, страшно, как кричит маленький раненый зверек, навсегда прощающийся с жизнью, попав в силки или когти хищника.
Одна пуля тупо ударила девушку в живот, разом оборвав крик, заставив его захлебнуться кровью и перейти в мучительный стон. Другая попала выше и, пройдя между ребер, нашла своим острым концом жадно хватавшие воздух легкие, разорвала их.
Нина уже не видела, как к ним подскочили немцы. Офицер, приехавший на другом мотоцикле, склонился над телами убитых, внимательно их разглядывая.
— Надо было постараться взять ее живой, — недовольно пробурчал он, выпрямляясь и морщась от вида лужи крови: темной и, казалось, чуть дымящейся в неверном свете фар.
— Они ранили Вилли, — оправдываясь, заметил один из фельджандармов, потирая ладонью плохо выбритый подбородок.
Кому охота дураком подставляться под пули, а эта девка неизвестно что могла выкинуть. Вдруг у нее припрятана граната? От проклятых белорусов можно ждать чего угодно.
— Позвоните в комендатуру, — приказал офицер. — Пусть срочно привезут проводника с собакой. Возможно, она возьмет след, и удастся выяснить, откуда они шли.
Стонал сидевший около мотоцикла Вилли, зажимая рукой рану на плече. В домах — ни огонька, словно там все вымерло и никто не слышал выстрелов в ночи; все так же немо высилась стена бывшего склада братьев-монахов и светила с бархатно-черного неба равнодушная ущербная луна.
«Начальник полиции безопасности останется недоволен, — закуривая, подумал офицер, — начальству всегда легче: есть на ком сорвать злость и на кого свалить все неудачи. И всегда есть у кого украсть лавры победителя и беззастенчиво присвоить их себе…»
* * *
Отто Бергер немного приболел, видимо, протянуло сквозняком, когда вышел из ванной: замок старый, везде щели, дует, а теперь стреляло в пояснице и текло из носа — не сильно, но все равно неприятно.
Хотя, если немного призадуматься, его болезненное состояние может принести определенную пользу в сложившейся обстановке — здесь госпиталь, есть врачи, которые засвидетельствуют официально, что он не в силах вылететь в столицу рейха и немедленно приступить там к разработке операции, о которой говорил по телефону группенфюрер Этнер. Да, пожалуй, именно так и стоит поступить — вызвать из госпиталя люфтваффе врача и, глядя ему прямо в глаза, заявить: я болен, серьезно болен. Посмотреть в глаза так, как Бергер умеет — пристально, не мигая, затаив во взгляде нечто холодное и жесткое. Доктор сразу все поймет: немецкие врачи совсем не дураки.
Высморкавшись, оберфюрер поправил очки в тонкой золотой оправе и снова пробежал глазами сводку фельджандармерии: погано, черт бы их побрал, очень погано сработали! Девку нельзя было выпускать из города, но взять ее следовало без шума и обязательно живой: еще могла пригодиться, операция еще далеко не закончена. А фельджандармы парикмахершу бездарно пристрелили из пулемета вместе с провожатым, и упустили еще одного, так и оставшегося неизвестным партизана, вступившего в перестрелку с патрулем на другой улице. Для такой бездарной работы ума не надо.
Вне всяких сомнений, это все звенья одной цепи, и скрывшийся партизан-разведчик, проникший в город, охранял убитую девку и вооруженного армейским шмайсером парня в немецкой полевой пилотке. Или служил им проводником, выводя из города.
Но зачем сейчас сожалеть о том, что сделано не так, — мертвые всегда молчат. Лучше послушаем, что теперь скажут живые.
Сняв c хрящеватого носа очки, Бергер отложил сводку и, задумчиво покусав дужку оправы, обратился к начальнику СС и полиции:
— Как вы думаете, Густав, стоило связанную с подпольем парикмахершу выпустить из города? Возможно, мы совершили большую ошибку, вам не кажется?
— Ни в коем случае, — немедленно отреагировал Лиден. — Немеж должен оставаться прочно запертым до вашего особого распоряжения. Мои люди действовали в соответствии с полученными инструкциями, и нет никаких оснований винить или упрекать их.
«Ишь, как вскинулся, — поджал губы оберфюрер. — Боится, что потянут к ответу, если дело пойдет наперекосяк? Впрочем, все одинаковы: я на его месте точно так же оправдывался бы, переходя в атаку и ссылаясь на приказ. Ладно, сделанного не повернуть назад».
— Не насторожит ли гибель этой девки нашего подопечного? — приложив к носу платок, глухо спросил оберфюрер. — Вот что меня весьма беспокоит, а девку теперь чего жалеть? Жалко затраченных усилий.
Начальник полиции безопасности, сидевший в кресле напротив стола Бергера, подобрал под себя длинные ноги в узких сапогах и покосился на стоявшего у окна Бютцова — Густав Лиден очень не любил, когда кто-нибудь находился у него за спиной, но штурмбанфюреру не прикажешь уйти в другой угол кабинета, и даже не попросишь. Приходится терпеть и время от времени оглядываться. Глупо, конечно, но что поделать?
— Пока он спокоен, — сцепив пальцы рук и глядя на свои наручные часы, ответил начальник полиции.
Секундная стрелка размеренно бежала по темному циферблату, а часовая и минутная показывали, что время близится к утру: половина четвертого. Небо за окнами уже чуть приметно серело, и скоро взойдет солнце и наступит новый день, полный забот.
— Ему нельзя доверять, — заметил от окна Бютцов. — Он способен совершенно неожиданно выкинуть скверные для нас штуки, к тому же очень метко и быстро стреляет. Надеюсь, вы предупредили об этом своих сотрудников?
— Да, — кивнул Лиден. — Но мы, посоветовавшись с оберфюрером, — почтительный наклон головы в сторону стола Бергера, — отказались от выставления за русским наружного наблюдения.
— Он уйдет, — мрачно сказал Бютцов. — Непременно уйдет!
— Когда я разрешу, — бледно улыбнулся Бергер. — Абвер прислал по нашему запросу фото Тараканова, сделанные в сороковом году. Мы их размножили и раздали постам наблюдения, устроенным по всему городу, благо он невелик. Теперь наш общий знакомый постоянно попадает в поле зрения того или иного поста, скрытого от посторонних глаз, а мы знаем места его появления. Вот так. И напротив парикмахерской этой девки тоже устроили скрытый пост, где дежурил Канихен. Кстати, Конрад, посты — ваша идея, я лишь несколько развил ее и претворил в жизнь. Она уже дала свои плоды. Браво!