Практические трудности, связанные с распознаванием близко-родственных видов в палеонтологической летописи, никуда не делись с 1986 года, когда моя работа была опубликована. Я приложил все усилия, но так и не сумел найти способ, как их устранить. Тем не менее положительным результатом моей публикации стало то, что в последние десятилетия палеоантропологи все реже и реже употребляют термин «стадия». Стадия — это особая палеоантропологическая концепция, которую я однажды назвал самой ужасной «уткой», выдуманной моими коллегами. Стадией называют неопределенную группу окаменелостей, имеющих примерное сходство (например, по объему мозга). Такая группировка, разумеется, является продуктом человеческого сознания, а не природы. Стадии не существуют сами по себе, это всего лишь эвристические инструменты, которые тем не менее иногда путают с реальностью. Сам по себе этот термин не так уж плох, но если палеоантрополог мыслит «стадиями», он забывает о естественной классификации, созданной самой природой. Если кто-то говорит, что эволюция гоминидов прошла через «стадию Homo erectus», то подразумевается, что в ней отсутствуют такие понятия, как предки и наследование. Вместо этого всю работу выполнил естественный отбор, и дальнейшие исследования не имеют смысла. Придерживаясь идеи «стадии», мы проигнорируем тот факт, что за последние пару миллионов лет рост объема мозга в роду Homo происходил независимо в рамках трех разных линий развития: у Homo erectus в Восточной Азии, у предков неандертальцев в Европе и у предков Homo sapiens в Африке. Это очень важно, так как если рост мозга является свойством всего рода Homo в целом, а не конкретно нашего вида, то и корни этого явления нужно искать совершенно в другом месте.

В 1986 году моей главной задачей было показать, что Homo sapiens представляет собой во многом уникальный вид и что лишь некоторые окаменелости (имеющие сравнительно молодой возраст) вписываются в его морфологическую структуру. В палеонтологической летописи плейстоцена отсутствует и большая круглая черепная коробка, и достаточно маленькое лицо в ее нижней части, характерные для современного человека. Таким же уникальным является и Homo neanderthalensis с его длинным списком характеристик, не похожих ни на чьи другие (близкие родственники неандертальцев из Сима-де-лос-Уэсос к тому моменту еще не были обнаружены).

Различия в строении черепа между современным Homo sapiens (Эль-Хеса, Египет, слева) и Homo neanderthalensis (Гротта-Гуаттари, Монте-Сирсео, Италия). В масштабе. Рисунки Дона Макгрэнэгана (слева) и Дианы Саллес (справа)

Я не сомневался, что Homo sapiens и Homo neanderthalensis являлись двумя отдельными видовыми единицами, которые к моменту своего первого контакта уже давно двигались по собственным эволюционным траекториям. Мне казалось, что, включая неандертальцев в вид Homo sapiens в качестве странного и по определению низшего подвида, мы лишаем их индивидуальности. Тем не менее многие палеоантропологи твердо придерживались и придерживаются этого мнения. До сих пор существует научная школа, считающая, что во времена плейстоцена Земля была населена гибридами неандертальцев и современных людей. И не просто считающая, а проповедующая свои идеи с религиозным пылом. Я очень четко помню, как некоторое время назад один мой коллега поносил меня на весь Интернет за комментарий, который я считал крайне дипломатичным. Я просто призвал ученых, интерпретировавших недавно найденный скелет подростка в возрасте 24,5 тысяч лет как гибрид неандертальцев и Homo sapiens, к осторожности в высказываниях, а в итоге чувствовал себя еретиком, за которым пришла инквизиция. Стоит ли говорить, что этот подросток жил как минимум через 200 поколений после того, как вымерли последние неандертальцы!

Но включение неандертальцев в вид Homo sapiens не только ущемляло их идентичность. Оно скрывало и нашу собственную анатомическую уникальность, равно как и принятая среди моих англоязычных коллег классификация черепов из Кабве, Петралоны, Араго и Бодо в качестве «архаичных Homo sapiens». Что касается ученых из других стран мира, то они, признавая отличие этих окаменелостей от нашего собственного строения, относили их к Homo erectus. Такая интерпретация никем не оспаривалась, так как большинство все все равно полагало, что Homo erectus были предками Homo sapiens.

Лично я предпочитал относить останки из Кабве, Петралоны, Араго и Бодо к Homo heidelbergensis — виду, который Отто Шетензак выделил на основании челюсти из Мауэра (как оказалось впоследствии, ее строение и зубные характеристики были похожи на те, что обнаружились у челюстей из Араго). Но даже в этом случае некоторые находки времен позднего плейстоцена, например окаменелости из Лаэтоли и Ндуту, оставались в неопределенном таксономическом положении. Сложности в их классификации еще раз доказывали большое таксономическое разнообразие известных нам гоминидов. С какой стороны ни посмотри, на него указывали все базовые признаки окаменелостей. В своей работе я указал на то, что именно этого и следовало ожидать, учитывая нестабильные природные условия плейстоцена. Частые климатические изменения регулярно разбивали популяции гоминидов на более мелкие группы, создавая оптимальные условия для возникновения и закрепления эволюционных изменений. После смягчения климата разрозненные группы могли снова соединяться вместе. Таким образом, изменения оставались в популяции и приводили к возникновению конкуренции.

Чтобы точно задокументировать перемены в окружающей среде, почти наверняка оказавшие влияние на стремительную эволюцию гоминидов в эпоху плейстоцена, использовались методы измерения и калибровки, разработанные во второй половине XX века. Такие методы включали, в частности, измерение соотношения тяжелых и легких изотопов кислорода в кернах, полученных путем бурения океанского дна и ледяных шапок в Антарктиде и Гренландии. Все эти образцы содержат точные и поддающиеся интерпретации данные о состоянии окружающей среды в разные периоды, в частности об объеме полярных ледяных шапок, а значит, и о мировых температурах. Информация такого рода дает нам гораздо лучшее представление о климате прошлых эпох, чем традиционная гляциология.

Исследование кернов показало, что эпизодическое ухудшение мирового климата начало происходить уже достаточно давно, а чуть менее 2,5 миллиона лет назад на Земле началось существенное похолодание. Сегодня эта дата считается официальным началом эпохи плейстоцена (хотя многие до сих пор с ностальгией вспоминают другую временную границу — 1,8 миллиона лет назад). Начиная с этого времени мировые температуры то падали, то повышались в пределах вполне регулярных циклов длительностью 41 тысяча лет, что объяснялось циклическими изменениями в наклоне земной оси.

Упрощенное изображение кривой изменения мировых температур за последние 3 миллиона лет, построенной на основании анализа соотношения изотопов кислорода в керне из океанского дна. Рисунок Дженнифер Стеффи