так что надо бы ее допросить на предмет оставшейся охраны в вилле, ну и разберись с пулеметом, надо его перезарядить, – приказал я.

– Сделаю! – как-то уж слишком поспешно и с неприкрытым энтузиазмом отозвался парень. – Ща, только Женеву позову, чтобы сподручней было одновременно допрашивать языка и пулемет снаряжать.

Я проверил бардачок грузовика и, отмахнувшись от Косого, побежал в сторону пикапа, которого безуспешно пытались завести. Мимо меня пронесся Серега со своим ручником «миними», на бегу он оповестил, что Винт уже распотрошил одного пленника, пикап хрен заведется, а он встает на блокировку подходов, чтобы прикрыть нас. Я пожелал ему удачи и зашагал быстрее.

– Конец «японцу»! – категорично заявил Петрович. – Передний мост намертво заклинило, и, похоже, сцепление к чертям собачьим порвали.

– Снимайте с него все ценное, грузимся во вторую машину и двигаем к вилле, – приказал я. – Винт, чего у тебя? Интересное что-нибудь есть?

Винт допрашивал пленных. К процессу он подошел творчески, видимо, сказывались боевой опыт и специальная подготовка. Пленных было двое, примерно одного возраста, парни лет по двадцать. Один лежал на земле с заткнутым кляпом ртом, его тело было окровавлено, а из одежды на нем только трусы, судя по запаху, он еще и обосрался. Второй сидел на земле со связанными за спиной руками, выпученными от страха глазами и мокрыми штанами. Степан выбрал следующую тактику допроса: он методично и хладнокровно истязал одного пленника, при этом вопросы задавал второму пленнику. В итоге один в крови и дерьме, второй цел и невредим, но обоссался и отвечает на все вопросы с энтузиазмом сексота.

– На вилле остались женщины и пара стариков из обслуги. Наш турчонок изобразил нервный срыв и должен быть где-то тоже там. Хозяин виллы с ближайшей свитой куда-то укатил вчера вечером, когда вернется, неизвестно. Так что усадьба должна упасть к нам в ладони, как спелый, вызревший плод. Надо только спешить, а то вернется хозяин со своими нукерами. А у тебя что интересного?

– Машина на ходу, только лобовухи нет, двоих в минус, одного взяли живым. Прикинь, это баба, молодая, довольно симпатичная, только с татуировками на щеках.

– С какими татуировками? – заинтересовался Винт.

– Письмена какие-то арабские, столбиком на щеках. А что? Ее сейчас Косой допрашивает.

– Твою ж мать! – прошипел Степан, вскакивая с корточек. – Где эта девка?

– Вон, возле грузовичка, – пожал я плечами, не понимая такой резвой прыти от спецназовца. – Видишь, на земле копошатся, похоже, они ее решили допросить внутриматочно, – пошутил я.

Возле грузовика творилось форменное непотребство: Женева держал распластанную на земле девушку, а Косой со спущенными до колен штанами явно пытался к ней пристроиться, но та активно сопротивлялась, чем заметно мешала Пашке. Я на все это безобразие смотрел философски. С одной стороны, насилие – это отвратительно и мерзко, а с другой, девка – по сути, взятый в бою трофей, вроде автомата, висящего у меня сейчас за спиной. Поэтому тут дело такое: из трофейного автомата стреляют, а трофейных девок используют по их прямому назначению. Может, НК калибра 7,62 тоже против, чтобы из него стреляли, но кто ж его спрашивать будет? Вот и с пленницами та же история: кто их спрашивать будет?

– Стоять! Стоять, блин, а ну прекратить!!! – гневно выкрикнул Винт и для наглядности несколько раз выстрелил в сторону насильников. – Прекратить, я сказал!

Пули взъерошили землю в паре метров от Женевы и Косого, чем тут же обратили внимание на крики Винта. Степан побежал в сторону копошащихся на земле тел, я двинул следом, совершенно не понимая, что тут происходит. Не думал, что Степа Винт такой поборник нравственности и морали. Или здесь что-то другое?

– Че не так-то? – злобно скалясь, спросил Косой, когда мы с Винтом к ним подбежали. – Вон, старшой сказал ее допросить, мы и допрашивали. – Пашка кивнул на меня.

– Нормально вы так ее допрашивали, – пошутил я, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку. – А мужика так же допрашивали бы?

Автомат Косого недвусмысленно был направлен в сторону Винта, Женева тоже стоял недовольный, явно раздосадованный тем, что им пришлось прекратить столь приятный процесс.

– Ты если хотел быть первым, то так бы и сказал, – насупился Витя Женева. – Мы не гордые, могли бы и подвинуться в очереди, понимаем же, что командирам всегда первым должны давать.

– Успел засунуть или нет? – осматривая пленницу строго спросил Винт у Косого. – Только правду отвечай!

– Нет, не успел, и очень этим фактом не доволен! – огрызнулся Пашка. – Да что за дела, Степан? Что ты так о ней печешься? Она тебе что, родственница?

– Вы два дебила! – категорично заявил Степан. – Эта девчонка стоит не меньше тысячи золотых монет, а может, все пять тысяч. Причем она ценна только пока девственница, и как только ты бы попортил ее, то ее ценность тут же утратилась бы, а она на невольничьем рынке была бы оценена, как обычная шалава. Так что ты только чуть было не спустил в презерватив косарь золотом.

– С какого фига? – потрясенно прошептал Косой. – Это че за баба такая? А она точно девственница?

– Думаю, да, но проверять не советую, не дай бог попортим. Видишь вот эти татуировки? В переводе с арабского здесь написано «революционные монахини», еще они известны как «амазонки» или «зеленые монахини». Был такой мужик, Муаммар Каддафи, по совместительству лидер Ливии. Вот у него и был батальон личных охранниц, состоящих из смазливых бабенок, прошедших специальную подготовку. – Рассказывая, Винт из фляги поливал девушке на лицо, приводя ее в чувство. – Правда, ему это не сильно помогло, в две тысячи одиннадцатом году его захватили при попытке уйти из осажденного Сирта и зверски убили.

– Что-то не сходится, – усомнился я в словах Винта. – Если Каддафи убили двенадцать лет назад, то сколько этой пленнице лет? На вид ей не больше двадцати.

– Все верно, она к «амазонкам» Каддафи не имеет никакого отношения, просто на Ближнем Востоке есть пара мест, где практикуют торговлю вот таким вот специфическим товаром… – Степан кивнул на пленницу. – Есть специальные школы-тюрьмы, в которых обучают молоденьких девушек охранному ремеслу, а потом их продают состоятельным дядькам. Одно из главных условий – охранница должна быть девственницей. Я не знаю, насколько серьезная у них боевая подготовка и действительно ли они могут выполнять функции телохранителей, но стоят такие барышни на невольничьих рынках очень и очень дорого. Так что с этой минуты относиться к ней, как мешку с золотыми монетами, холить ее и лелеять! Всем понятно?

– Ну хоть один адекватный человек попался, – едва шевеля разбитыми губами, прошептала пленница. – Руки развяжите.