Я имела глупость поверить его красивым словам. Откуда мне было знать, что на самом деле все обернется иначе и что мне предстоит сыграть немалую роль в событиях, которые приведут отнюдь не к триумфу, но к несчастью?

Однако тогда мне казалось, что все идет хорошо, в чем уверял меня и мой духовник отец Филипп, весьма довольный приемом, оказанным королем папскому посланнику благодаря моим стараниям. В марте умер лорд-казначей Ричард Вестон, граф Портленд, племянник которого Джером посмел вскрыть мою личную почту, и перед смертью послал за католическим священником, чтобы тот совершил над ним последний обряд. А потом вернулся из-за границы Уолтер Монтегю, поэт, сочинивший знаменитый «Пастушеский рай», ставший объектом критики мистера Принна, который за свои резкие высказывания поплатился собственными ушами. По возвращении Монтегю объявил, что ему дано было увидеть истинный свет и что он стал католиком. Все это питало мои надежды.

Вскоре я опять забеременела.

Пока я носила под сердцем мое дитя, было завершено строительство новой католической церкви в Сомерсет-Хаусе. Какой это был счастливый день, когда состоялось ее освящение. Храм поражал изумительно расписанным куполом, на котором изображены были архангелы, херувимы и серафимы, парящие над головами молящихся. На меня была возложена почетная обязанность отдернуть занавес и открыть взорам собравшихся всю эту красоту.

Когда служили мессу, я была так растрогана, что на глаза у меня постоянно наворачивались слезы. Мне казалось, что это миг торжества Истины в стране, отвернувшейся от нее. Очень скоро, обещала я себе, такие церкви возникнут повсюду, – разумеется, не столь великолепные, как королевский храм в Сомерсет-Хаусе, – но я не устану бороться, пока англиканская ересь не будет окончательно побеждена.

Конечно, Карл не мог присутствовать на богослужении, но, как истинный ценитель искусства, он побывал в храме, и я видела, что глаза его сверкали от восхищения.

Прощаясь со мной, Панзани поздравил меня.

– Однако, – заявил он, – этого недостаточно. Его Святейшество доволен вами, но не следует останавливаться на достигнутом. Нам нужно больше последователей нашей веры в крупных городах.

Признаться, я была несколько расстроена. Я-то так надеялась немного отдохнуть! Ведь вскоре должен был появиться на свет мой ребенок, и хотя мне уже и прежде приходилось давать жизнь новому существу, всякий раз это было для меня суровым испытанием.

Елизавета родилась холодным декабрьским вечером. Мучительные схватки продолжались весь день, и только ближе к ночи, в десять часов, если быть совсем точным, младенец издал свой первый крик. Каким бы утомительным ни было ожидание, а роды трудными, все оказывалось оправданным, когда наконец рождался малыш. К тому же я была довольна и тем, что родилась именно девочка, ведь наша Мэри была болезненным ребенком, и мы не раз всерьез опасались потерять ее. Мой старший, Карл, рос не по дням, а по часам. Он был некрасив, но обладал большим обаянием и легко располагал к себе людей. Джеймс при всей его привлекательности не мог сравниться с ним в этом, и я искренне восторгалась старшим сыном, который уже теперь высказывал удивительные мнения, с необычной по годам серьезностью взирая своими огромными черными глазами на окружающий мир, явно находя его занимательным.

Иногда мне хотелось отправиться вместе с Карлом и всеми детьми в Утленд и немного пожить самой обыкновенной жизнью. Конечно, долго бы я там не выдержала. Будучи по натуре довольно-таки легкомысленной, я любила маскарады и балы, красивые платья и драгоценности. Кроме того, я ощущала в себе непреодолимую тягу к разного рода интригам. Как я радовалась приезду Панзани, с которым заключила тайный союз наперекор всем этим ханжам, окружавшим меня!

С рождением Елизаветы у нас возникли дополнительные расходы. Ее передали на попечение графине Роксбург, которая воспитывала и ее старшую сестру Мэри. Но нам пришлось нанять няню, кормилицу, портного и других слуг, как это подобало принцессе королевской крови. Вдобавок у нас часто гостили племянники Карла, сыновья его сестры Елизаветы, что было сопряжено с расточительными увеселениями. Старший, Чарльз-Льюис, был несколько скучноват, зато младший, семнадцатилетний Руперт, отличался жизнерадостным нравом. Было очень приятно видеть обоих молодых людей при дворе, и одно из празднеств в их честь осталось у меня в памяти. Леди Хэттон в своем поместье целый месяц устраивала бесконечные маскарады и всевозможные представления, а в заключение дала бал для жителей Лондона, предупредив, что придворные на него не приглашаются. Генри Джермин предложил отправиться туда инкогнито, и я подумала, что это будет весьма любопытно.

– Но как это осуществить? – спросила я.

– Мы переоденемся горожанами, – сказал Генри. – Я преображусь в купца, а Ваше Величество станет лавочницей.

Какое удовольствие мы получили! Я велела своим портнихам сшить мне платье с чепцом, который хотя бы отчасти скрывал мое лицо, так как я не исключала, что кто-нибудь сможет узнать меня. Потом я послала за одной из своих кружевниц, у которой была лавка в городе, и посвятила ее в наши планы. Она обещала нам содействие и, когда настало время, пригласила нас к себе, а оттуда проводила на бал.

Было так замечательно танцевать с горожанами, слушая их разговоры, хотя некоторые из них очень бранили католиков, заполонивших Англию. Кое-кто даже нелестно отзывался обо мне, но тогда я не восприняла эти выпады всерьез. Они казались мне своего рода острой приправой к нашему приключению. Генри Джермин был просто очаровательным в роли купца, да и лорд Голланд, всегда готовый к любым авантюрам, оказался прекрасным спутником…

Карл тогда пребывал в хорошем расположении духа, так как его племянники по случаю рождения нашей дочери Елизаветы привезли ему в подарок четыре картины редкостной красоты. Король был в восторге от того, что его собрание живописи пополнилось холстами кисти Тинторетто и Тициана! Белоснежных арабских скакунов, подаренных вместе с картинами, Карл отдал мне.

– Я уверен, что вам они доставят больше удовольствия, чем мне, – искренне сказал он. – Я же буду любоваться новыми картинами.

Кто бы на нашем месте стал омрачать себе радость, связанную с появлением на свет дочери, и удовольствие от устроенных по этому поводу пышных торжеств тягостными раздумьями о плачевном состоянии наших финансов? Во всяком случае это было совершенно не в моем характере.

Меня, правда, несколько огорчило известие о том, что леди Элеонора Дэвис, которая в свое время предсказала, что мой первый ребенок будет рожден и похоронен в один и тот же день, внезапно овдовела. За три дня до смерти своего второго супруга сэра Джона она предвидела его кончину. Говорили, что, когда она собралась заранее одеться в траур, сэр Джон сказал:

– Не оплакивай меня, пока я жив; зато я разрешаю тебе смеяться, когда я умру.

Некоторое время спустя леди Элеонора была приговорена к тюремному заключению и штрафу в три тысячи фунтов. Не знаю точно, что она такого совершила, я слышала лишь, что преступление было каким-то образом связано с ее предсказаниями. Может быть, она и впрямь была в сговоре с дьяволом, но во всяком случае она искренне верила в свои пророчества и считала своим долгом не таить этот дар от людей.