Как и раньше, от волоса, там, где его коснулась кровь,поднялся дым, постепенно принимающий форму человеческого тела. Некромантпродолжил читать заклинание, и дым заклубился, столб вырос, обретая все более иболее конкретные черты. Зэйл различал уже фигуру в балахоне — человека в одеяниичародея. Фигура как бы тянулась к нему, одновременно пытаясь заговорить.

— Грегус Маци, я призываю тебя! — воскликнул Зэйл. — ГрегусМаци, я заклинаю! Появись в нашем мире смертных еще раз, приди ко мне иподелись своим знанием!

И из дыма возникла внушительная черноволосая фигура, большепохожая на Кентрила Дюмона, чем на некроманта или Вижири. Широкоплечий, соткрытым, решительным лицом, Грегус Маци вовсе не выглядел вероломной гадюкой,каковым его описывали все, скорее уж — легендарным защитником.

— Чуть помоложе, чем когда я видел его,- заметил Хамбарт.

— Тихо!

Зэйл еще не привязал к себе дух, а до тех пор любоевмешательство могло разорвать возникшую связь с потусторонним миром.

Он продолжил нашептывать, а потом начертил кинжалом ввоздухе двойную петлю. Мерцающий призрак Маци загустел, став таким отчетливым,что, казалось, его можно потрогать. Если бы у Зэйла было время, он бы создалеще более материальный фантом. Но поговорить можно и с призрачным Маци, к томуже некромант слишком уважал мертвого мага, чтобы пытаться настолько привязыватьего.

Скоро, очень скоро заклинание будет завершено. Тогда толькоЗэйл сможет поговорить с тенью.

Почти уже став частью реального мира, Грегус Маци опятьпопытался заговорить. Рот его открылся, но оттуда не вылетело ни звука. Онпродолжал тянуться к чародею, но двигался так, словно плавал в какой-тогуС-той, вязкой жидкости. Только глазам призрака удалось обрести выражение, и взрачках этих Зэйл увидел желание чародея что-то передать ему, возможно, тусамую информацию, которую искали они с капитаном.

— Грегус Маци, пусть воздух вновь наполнит твои легкие!Говори, я разрешаю тебе! Пусть слова, которые ты желаешь произнести, будутуслышаны!

Мертвый маг застонал. Со зловещей целеустремленностью оннаправил на Зэйла указательный палец и наконец выдавил из раскрытого ртаодно-единственное слово:

— Диабло!

И тут же облик Маци изменился. Его балахон, на короткий миграсцветший лазурью и золотом священных символов, вспыхнул, объятый пламенем.Палец, наставленный на заклинателя, задрожал, став пальцем скелета.Растворилось и лицо, от которого остались лишь ясные, не отрывающиеся отнекроманта предостерегающие глаза.

— Зэйл, парень! Гляди!

Чудовищные каменные руки вдруг вырвались из скалы, стиснувнекроманта между твердых ладоней. Они вышибли воздух из легких Зэйла, и оннапрягался изо всех сил, только бы не быть мгновенно раздавленным в лепешку.

Ему было уже не до призрака. Привязанный к некроманту, духГрегуса Маци должен был замереть на месте, но вместо этого он неожиданноиспарился с единственным словом предупреждения на бесплотных губах.

У Зэйла оставался кинжал, но с неловко прижатыми к телуруками он не мог поднять оружия. И с последним выдохом отчаявшийся некромантвыкрикнул слова силы:

— Берака! Данное Темпри! Берак…

Больше он ничего не смог. Грохот встряхнул пещеру, и Зэйлуслышал далекий голос Хамбарта Вессела, зовущий его.

Некромант потерял сознание.

Джарис Хан по-королевски наградил солдат, решивших покинутьего дворец. Кентрил поражался богатствам, которыми правитель осыпал его людей,— он не поскупился на золотые монеты, сверкающие бриллианты, алые рубины имногое-многое другое. Бойцам давали ровно столько, сколько те могли унести, —это единственное, что ограничивало получение сокровищ, ведь лорд Хан не могпредоставить солдатам лошадей или каких-то других вьючных животных. Однако этосовершенно не беспокоило Джодаса и прочих; они сочли щедрость царственногохозяина более чем достаточной.

— Приходите к нам снова, когда Урех опять станет одним изсамых могущественных королевств мира, и я дам вам еще больше, — пообещал лордХан. — Вы всегда будете желанными гостями города!

Монарх организовал солдатам прощальную церемонию в том самомзале, в котором он столько просидел, будучи пленником кресла. Придворные,облаченные в торжественные одежды, окружили Кентрила и остальных, восторженнохлопая бойцов по спинам и плечам, пока их хозяин произносил речь. Кентрил виделмногих представителей знати уже во второй, а то и в третий раз, но не могприпомнить ни одного имени. Кроме Этанны и ее отца, все во дворце казалисьсовершенно одинаковыми, а голоса сливались в единое эхо великого властителяХана. Это не слишком удивляло капитана, ибо могущественные правители частооказываются в обществе подобных безликих царедворцев.

Кентрил распрощался с солдатами сразу по окончаниицеремонии. Он напомнил шестерым уходящим об опасностях, таящихся в джунглях, ио том, что необходимо держаться подальше от глубоководных рек.

— После Кураста идти станет легче. Только старайтесь никомуне показывать, что несете с собой.

— Мы будем осторожны, капитан, — жизнерадостно проревелОрлиф.

Горст хлопнул каждого товарища по спине, отчего большинствопошатнулись, и, как заботливый родитель, велел им помнить все, чему учил ихкапитан.

По сигналу Элборда все шестеро отсалютовали командиру иотправились в путь. Кентрил и Горст проводили отряд до ворот дворца, сновапожелав каждому удачи. Хотя расставание с солдатами всегда было для Дюмонатяжелым испытанием, сейчас, наблюдая за тем, как покидают Урех выжившие, ему струдом удалось сдержать слезы. То, что многие из его Подчиненных никогда не вернутсядомой, уже достаточно плохо, но темная тень, накрывшая своим плотным плащомкоролевство, рождала в нем ощущение, что шестеро бойцов выступили в свойпоследний путь. Его люди и сопровождающие их стражники несли факелы, безкоторых никто бы не разглядел крутые ступени спуска. И хотя Кентрил знал, чтовне покрова тени Нимир солнце встало всего час назад, он не мог отделаться отмыслей о полуночных хищниках и вражеских воинах, скрывающихся во мраке.Понимая, что эти мерзости и опасности существуют лишь у него в воображении,капитан все же едва сдерживался, чтобы не присоединиться к уходящим.

— Думаешь, с ними все будет в порядке? — неожиданнозаговорил Горст.

— А почему ты спрашиваешь? Великан пожал плечами:

— Не знаю. Мне всегда как-то не по себе, когда другиеуходят.