Парируя эти упреки, Трумэн двинулся вправо и в марте 1947 года издал указ о лояльности государственных служащих и учредил так называемую Программу безопасности; согласно этим установлениям, служащие, не прошедшие проверку на «лояльность», могут быть уволены. Оправдывая принятие такой программы, Трумэн никак не связывал ее с обвинительными речами республиканцев. «Я совершенно не беспокоюсь по поводу возможного проникновения коммунистов во власть, — говорил он, — но мне не нравятся люди, которые, работая на правительство Соединенных Штатов, выказывают лояльность кому-то еще».

За четыре ближайших года проверке подверглись три миллиона государственных служащих, тысячи были вынуждены уйти, хотя формально уволили всего 212 человек. Кларк Клиффорд, один из помощников Трумэна, говорил впоследствии, что, с точки зрения его босса, страх перед коммунистическим заговором — это «чушь собачья», но «политическое давление достигло такой силы, что с ним приходилось считаться». Шаги, предпринятые Трумэном, возымели желаемый эффект, оказав на правых умиротворяющее воздействие; автор журнала «Тайм» Фрэнк Макнотон писал, что «республиканцы теперь воспринимают Трумэна всерьез… указание очистить государственную службу от подрывных элементов встретило отклик в конгрессе и лишило его политических противников крупного козыря… Республиканцы начинают понимать, что Трумэн — это далеко не слабак».

Но с другой стороны, действия Трумэна оттолкнули от него либералов — на что республиканцы, несомненно, и рассчитывали. Левые отнеслись к его крену вправо с большой подозрительностью. И без того недовольные жесткими мерами Трумэна в отношении забастовщиков, они начали сомневаться, заслуживает ли этот человек их поддержки.

Тем временем Трумэн стал испытывать все большую настороженность и вести себя более агрессивно по отношению к подлинному носителю коммунистической угрозы — самому Сталину. После краткого — по следам закончившейся войны — потепления Трумэн, подобно большинству американцев, разочаровался в Сталине. Видя, что Советы хотят еще больше расширить свою империю за счет Ирана, Греции и Турции, Трумэн решил проявить твердость. «Мне надоело нянчиться с Советами, — взорвался он однажды. — Они понимают только один язык: «а сколько у вас дивизий?»

Его биограф отмечает, что отношения с Россией пошли под откос буквально «в одночасье». Трумэн понимал, что остановить сталинскую агрессию можно, только стукнув кулаком по столу. Оказия представилась в Греции, где бушевала спровоцированная Советами гражданская война. По воспоминаниям Трумэна, «Югославия, Албания и Болгария — северные соседи Греции, ведомые Советами, подталкивали ее к формированию коммунистического правительства».

Чтобы остановить дальнейшее продвижение коммунизма, Трумэн принял решение оказать Греции и Турции крупную военно-экономическую помощь. Выступая 12 марта 1947 года перед обеими палатами конгресса, Трумэн сказал: «Тоталитарные режимы питаютс…. бедами и нуждой… свободный мир с надеждой смотрит на нас в ожидании поддержки своей свободы».

Остановленные в Греции Советы усилили давление на союзников в Берлине. Этот город — бывшая столица Германии, разделенная после войны на демократическую западную часть и коммунистическую восточную, расположен в самом сердце Восточной Германии. В его западную часть продовольствие приходилось перебрасывать из Западной Германии через Восточную.

Теперь же, явно пытаясь поставить Западный Берлин на колени и для того уморить его голодом, Сталин запретил эти переброски. Трумэн решительно заменил наземный транспорт воздушным. Самолеты с предназначенным для жителей Западного Берлина продовольствием, топливом и другими предметами первой необходимости взлетали каждые пять минут. Как ни странно, но авиалифт заработал, и Советы вновь оказались посрамлены.

Но жесткая линия Трумэна в отношениях со Сталиным — в придачу к программам лояльности и безопасности — оказалась слишком тяжелой пищей для левого крыла партии. Из ее рядов вскоре выделился деятель, способный бросить вызов Трумэну, — Генри Уоллес.

С самых первых шагов в политике он связал себя с Новым курсом. В 1930-е годы Уоллес был министром сельского хозяйства и принимал самое активное участие в разработке программ, которые путем сокращения производства и поддержки ценового уровня фактически спасли американских фермеров от банкротства. Убежденный либерал, Уоллес был одним из самых популярных членов рузвельтовского кабинета.

После того как Джеймс Гарнер, рузвельтовский вице-президент, начиная с 1933 года выступил с критикой некоторых шагов Рузвельта, тот исключил его из предвыборного списка, заменив на Уоллеса, который, в свою очередь, четыре года спустя уступил место Трумэну. То есть, не уступи Рузвельт давлению умеренных демократов, оставь он в правительстве Уоллеса, именно он, а не Трумэн стал бы по смерти Рузвельта президентом США, и послевоенный мировой порядок выглядел бы, вне всяких сомнений, иначе.

Уоллес был настолько раздосадован отставкой, что постепенно и чем дальше, тем больше начал подпадать под влияние коммунистов. По мере того как Трумэн все решительнее противостоял Сталину в Европе, Уоллес выказывал все больше признаков недовольства такой политикой.

Вскоре он заявил об этом в открытую. В 1946 году Уоллес, все еще остававшийся министром торговли в администрации Трумэна, выступил на митинге в Мэдисон-Сквер-Гарден с критикой жесткой политики президента в отношении Советов. «Чем неуступчивее мы будем с русскими, — говорил Уоллес, — тем неуступчивее они будут с нами». Став мишенью нападок со стороны других членов правительства, Уоллес подал в отставку.

Его разногласия с Трумэном все усиливались. На призыв президента к конгрессу оказать помощь Турции и Греции и остановить тем самым расползание коммунизма, Уоллес ответил острокритическим выступлением по радио, которое финансировалось группой людей, называвших себя прогрессивными гражданами Америки. «В мире голодно и ненадежно, — говорил Уоллес, — и люди всех стран требуют перемен. Американские военные займы их не остановят… Америка сделается самой ненавистной державой во всем мире».

В апреле 1947 года Уоллес был в европейской поездке, в ходе которой продолжал критиковать трумэновский план оказания помощи Греции и Турции. Вернувшись в Соединенные Штаты, он назвал политику президента, известную как доктрина Трумэна, «причудливым сочетанием политики силы и международного саквояжничества» и добавил: «Я не боюсь коммунизма».

«Холодная война» набирала обороты, и, выступая в Лос-Анджелесе, Уоллес намекнул на возможный разрыв с Трумэном. «Если демократическая партия отступит от идеалов Франклина Рузвельта, — заявил он, — я без колебаний выйду из партии». И вот настал его миг: на собрании, состоявшемся 18 октября 1947 года, группа профсоюзных лидеров приняла решение выдвинуть Генри Уоллеса наряду с генеральным секретарем американской компартии Юджином Деннисом кандидатом в президенты США от третьей партии.

Помощники Трумэна, на которого нападали и республиканцы, и левые, обдумывали ответные ходы. Консервативно настроенные элементы вроде министра финансов Джона Снайдера рекомендовали сдвинуться вправо и уже оттуда атаковать республиканцев. А либералы во главе с Кларком Клиффордом, напротив, подталкивали Трумэна влево, дабы вернуть симпатии тех, кто в противном случае переметнется к Уоллесу.