обедах Бетти и, чаще, чем он мог предположить, находился под пристальным взглядом хозяйки дома. Якоб и Бетти Лоеб нашли общий язык; они обсуждали музыку, искусство, политику, но особенно — планы Якоба Шиффа на будущее. Кратковременное возвращение Якоба в Германию беспокоило Бетти. Не свидетельствует ли это о его неустроенности, нежелании остепениться? Бетти уже окончательно распрощалась со старой страной. Она была предана Америке и не хотела, чтобы кто-то из ее детей уезжал в другую часть света. Но Якоб заверил ее, что никогда не вернется в Германию. Он поступил так, как она предложила, достал документы о своем американском гражданстве, и это убедило ее.

В Якобе Шиффе Бетти начала чувствовать родственную душу, волю, такую же сильную, как ее собственная, и амбиции, такие же огромные, как у нее самой. Теперь, когда он стал гражданином, Бетти усадила Якоба рядом с Терезой, а остальных молодых людей — «под солью». Со своего конца полированного стола, над солью, Бетти наблюдала за беседой Джейкоба и Терезы. Тереза была белолицая, голубоглазая, маленькая и изящная, она мило краснела, когда Джейкоб обращался к ней. Всякий раз, когда Бетти видела, что Джейкоб разговаривает с дамой слева от него, Бетти пользовалась прерогативой хозяйки и «поворачивала разговор» так, что Джейкоб снова оказывался лицом к лицу с Терезой.

Каким-то таинственным образом, чем больше молодые люди видели друг друга, тем больше обязанностей возлагалось на Джейкоба Шиффа в офисе Kuhn, Loeb. Когда Соломон Лоеб возвращался вечером домой и упоминал о проблемах в офисе, Бетти спрашивала: «А что думает мистер Шифф? А вы спрашивали господина Шиффа? Почему бы тебе не позволить мистеру Шиффу разобраться с этим?». Терезе Бетти ответила: «Мистер Шифф очень красив, не правда ли? И твой отец говорит, что он блестящий бизнесмен. Девушке, которая выйдет за него замуж, очень повезет».

В 1874 году Якоб Шифф написал своей матери во Франкфурт, сказав: «Я знаю, что у тебя нет четкого представления о том, что такое американская девушка. Возможно, ты считаешь ее некультурной и даже феминисткой, но не думай так о девушке, которую я выбрал. Она могла бы воспитываться в самой лучшей немецкой семье».

Клара Шифф ответила, призывая сына быть нежным с этой девушкой и предупреждая его о необходимости сдерживать свой знаменитый нрав, поскольку «слово, сказанное поспешно в гневе, оставит шрамы на всю жизнь».

Через несколько месяцев Якоб написал:

Любимая мама,

Я чувствую побуждение написать тебе по этой почте, чтобы, если я хорошо рассчитал, это письмо дошло до тебя в день моей свадьбы.

Мои чувства к тебе и мои мысли сейчас, когда я приближаюсь к этому важному моменту моей жизни, я не могу выразить словами. Ты не только выносила меня, но и направляла, так что теперь, после некоторых юношеских неосторожностей, я могу сказать себе, что стал хорошим и нравственным человеком и могу вести к алтарю жену, которую выбрал на всю жизнь.

Тебя, моя дорогая матушка, я должен благодарить за все эти наставления, за каждый добрый совет, за каждый нравственный поступок, который ты дала мне так, что эти наставления произвели на меня неизгладимое впечатление.

И сейчас, в мой праздничный день, Вы не можете быть со мной, но я буду думать о Вас. Я знаю, что духом Вы будете с нами и благословите нас. Больше я ничего не могу сказать Вам сегодня. Мы с Терезой всегда будем твоими преданными детьми, и, даст Бог, я буду очень счастлив с моей девочкой.

Миллионы поцелуев тебе, моей сестре и братьям.

Твой Якоб

Как всегда, он не просто «хорошо рассчитал», он рассчитал идеально. Якоб Шифф и Тереза Лоеб поженились в Нью-Йорке 6 мая 1875 года, и письмо Якоба к матери пришло во Франкфурт по утренней почте. Молодые супруги поселились в большом доме на углу Пятьдесят третьей улицы и Парк-авеню, подаренном им на свадьбу Соломоном и Бетти Лоеб.

Любящая компания Kuhn, Loeb & Company преподнесла Якобу еще один подарок — полное партнерство в фирме. Он был на пути к тому, чтобы стать самым известным из всех Шиффов, затмить всех остальных, кроме, пожалуй, своего предка царя Соломона. И уже в офисах Kuhn, Loeb, когда нужно было принять решение, люди начинали шептаться вдали от ушей Соломона Лоеба: «Почему бы нам не посмотреть, что скажет мистер Шифф?».

Соломон Лоеб сделал из отказа бизнес актив. Его зять на любое предложение, приносящее деньги, обычно получал противоположный ответ.

21. НОВЫЕ ГИГАНТЫ

Наблюдение Иакова за Селигманом научило его нескольким вещам. Джозеф Селигман, по своей природе и инстинкту, был ростовщиком, который лучше всего действовал из своего набедренного кармана. Когда дело доходило до продажи акций и облигаций на самых выгодных рынках, он был великолепен. Он был манипулятором. Но у Джозефа Селигмана было «слепое пятно». Он понимал цифры, но не физические продукты или свойства, которые эти цифры представляли. Когда речь зашла о железных дорогах, Джозеф даже не особо пользовался ими, и есть свидетельства того, что он считал их по сути небезопасным средством передвижения. Когда он и его братья участвовали в финансировании первой нью-йоркской надземной железной дороги, Джозеф постановил, что два Селигмана не могут ехать на «эль» одновременно, чтобы в случае аварии банк не потерял партнеров. Он совершал короткие поездки на личном автомобиле между Нью-Йорком и Саратогой, но, за исключением одной поездки в Калифорнию, не совершал длительных железнодорожных путешествий. Однажды он пригласил группу из пятнадцати магнатов в двухнедельную поездку на личных автомобилях для рекламы акций одной из своих линий, но поездка оказалась неудачной, и большинство гостей покинули поезд еще до ее окончания. (По одной из версий, мужчины ожидали, что Джозеф обеспечит им «женское общение» на время поездки, и были в ярости, узнав, что из развлечений на все две недели были только «карты, шахматы и крокинол»).

Смысл железных дорог, который Джозеф, похоже, так и не смог понять, заключался в том, что железные дороги открывают земли, которые можно продать поселенцам, которые, в свою очередь, обеспечат поток товаров и людей, что сделает железную дорогу окупаемой. Однако в одном из своих самых неудачных железнодорожных предприятий Джозеф продемонстрировал, что он имеет лишь поверхностное представление о том, какие земли нравятся поселенцам. Это была его знаменитая сделка «Земля ацтеков», когда, не сумев заинтересовать инвесторов в большом участке Аризоны — части его владений на Атлантико-Тихоокеанской железной дороге, — Джозеф предложил создать компанию Aztec Land and Cattle Company, чтобы использовать эту землю