–Ш-ш…– Над ней появилось женское лицо, окружённое светом люстры словно ореолом.– Я врач. Нас вызвали сразу после нападения. Ты сильно ранена. Лежи спокойно.

–Вы очень быстро прибежали,– сказала Натали. Она вновь ощупала лицо. Нигде не болело.

–У тебя шок,– произнесла женщина, решительно укладывая Натали обратно.– Но потом ты обязательно почувствуешь боль, если сейчас мы её не снимем.

Кто-то протянул ей шприц, и женщина поднесла его к свету, чтобы выпустить воздух. Натали притворилась, что лежит спокойно, тихо и доверяет ей, но мысли у неё бешено крутились.

«Она уже была рядом, наготове, и ждала. Она даже не осмотрела меня, чтобы найти рану. Вряд ли это настоящий врач».

Женщина поднесла иглу кНатали. Но девочка мгновенно откатилась в сторону, выбила у неё шприц, вскочила и крикнула:

–Мама! Бабушка! Не позволяйте себя уколоть!

Эмма выскочила из-за занавеса и увидела странную сцену. Натали боролась с женщиной в медицинских перчатках. Ещё несколько врачей склонились над судьёй и бабушкой другой Натали, которые лежали на полу. Оранжевые платья были запачканы кровью.

На глазах уЭммы судья поднялась с пола и оттолкнула ближайшего медика.

–Не трогайте меня!– крикнула она.– Ни меня, ни мою мать, ни дочь!

–Чез, Эмма, Финн, помогите!– завизжала Натали.

–А это ещё кто такие?– спросила судья, глядя на них так, будто готова драться сразу со всеми.

–Я знаю, что вы хорошая!– крикнула Эмма.– Знаю, потому что моя мама…– Она замолчала, потому что кругом были медики. А за их спинами Эмма увидела люстры, солдат, сверкающий стеклянный потолок – и празднично разодетых гостей, лежащих на мраморном полу. И она ограничилась тем, что шепнула Чезу:– Мы сФинном расшифровали мамино письмо до конца. Наш друг – судья! Пожалуйста, просто поверь мне.– Она вновь взглянула на судью, и лицо женщины вдруг изменилось. Даже в порванном вечернем платье и с испачканным кровью лбом она походила на настоящую, добрую госпожу Моралес.

Эмма бросилась к ней, и судья её не оттолкнула. Эмма сунула руку в карман и коснулась листка с нарисованным сердечком, однако вытаскивать его не стала – в этом не было нужды. Мамино зашифрованное послание гласило: «Просто скажите ей правду». Поэтому Эмма привстала на цыпочки и шепнула судье на ухо:

–Мы дети Кейт Грейстоун. Мы пришли, чтобы спасти маму иДжо.

Было так приятно произнести эти слова, пусть даже и шёпотом!

Было так приятно больше не пользоваться шифрами и условными знаками, не лгать и не притворяться.

Было так приятно поделиться самым главным желанием, которое гнало Эмму вперёд.

Не важно, что произошло бы дальше – и чего она ещё не понимала здесь. Эмма знала правду.

Судья задумчиво склонила голову набок и, сунув руку в прорезь на платье – карман?– достала один-единственный ключ.

–Это от клеток,– шепнула она.– И…

–Берегись!– закричала Натали.

Судья резко ударила локтем вбок, и мужчина в медицинских перчатках, потянувшийся было к руке с ключом, отступил, шатаясь.

–Заберите мою дочь с собой,– шёпотом сказала судья, пристально глядя на Эмму.– И мою мать. Она… она ранена. И я не знаю, что с ней хотят сделать. Кажется, мы сНатали целы, но…

–Кому ещё здесь можно доверять?– спросила Эмма.

–Моей матери. И дочери. Нескольким солдатам и охранникам, кое-кому из персонала,– негромко перечислила судья, и её лицо превратилось в скорбную маску. Скорее всего эта печаль была непритворной – в отличие от выражения, которое пришло ей на смену. Лицо судьи вновь сделалось жестоким и властным.– Джордж! Ален! Шериза! Ко мне, на помощь!

Эмма подняла голову и увидела в клетках маму иДжо. Мама закричала:

–Дети, бегите! Спасайтесь!

Рядом с клетками лицом к толпе стояла сплочённая шеренга солдат, и они не позволяли гостям увидеть то, что врачи делали с судьей, Натали и бабушкой. Услышав крик судьи, от шеренги отделились трое.

–Всех врачей вон отсюда!– приказала судья.

Эмма схватила ключ и побежала к маминой клетке:

–Мама! Мама! Мама!

Мама по-прежнему была в старых джинсах и спортивном свитере, но теперь одежда висела на ней мешком. Лицо у неё было худое и измождённое. Протянув сквозь прутья дрожащую руку, она коснулась лица Эммы.

–Я сплю?– прошептала мама.– Эмма? Ты меня нашла? Ты знаешь, как нас освободить?

–Ты не спишь,– уверила её Эмма, возясь с замком. Дверь клетки открылась.– Мы действовали сообща! Чез, Финн, Натали ия. Мы, все четверо, старались, и…– Она хотела сказать «Другая Натали и судья тоже нам помогали», но подумала, что в такой близости от солдат это может быть опасно. Не отрывая глаз от маминого лица, Эмма передала ключ Чезу, чтобы тот выпустил Джо.

Мама выбралась из клетки и обняла Эмму иФинна. Эмма словно растворилась в её объятиях. Они могли бы стоять так вечно, и она бы не возражала. Но времени не было – судья уже тянула маму за руку.

–Через пару минут мне придётся поднять тревогу и заявить, что вы сбежали,– шепнула она.– Я опять должна притвориться, что вы мои враги, иначе арестуют меня.

–Сюзанна, я…– начала мама, и её глаза наполнились слезами.– Пойдём с нами. Там ты будешь в безопасности.

–Если я останусь здесь, то обеспечу безопасность тебе и твоим детям,– ответила судья.– И маме. ИНатали.

–Но остальным гражданам этой страны по-прежнему будет плохо,– возразила мама.

Они не спорили – просто обеим было очень грустно.

Но тут судья отвела взгляд от мамы. Казалось, она даже не слышала её слов. Она смотрела на одного из солдат в шеренге. В отличие от остальных, стоящих лицом к залу, он повернулся, чтобы взглянуть на судью и маму.

–Ты!– воскликнула судья, заставив всю шеренгу вздрогнуть.– Неужели среди нас предатель?!– Она устремилась к солдатам, одновременно показывая жестом Эмме, маме иФинну «Уходите! Уходите! Уходите!».

И они побежали. Поравнявшись с бабушкой другой Натали, Джо наклонился и взял её на руки. Вся компания едва успела добраться до бархатного занавеса, когда Эмма услышала голос судьи:

–Солдаты! Заключённые сбежали!

–Рычаг у меня!– крикнул Чез.– Нужно только забрать госпожу Моралес, а потом…– Но лежит ли та по-прежнему на полу за занавесом?– Натали, мы пытались… а мэр…

Объяснять было некогда. И некогда подкрадываться к занавесу, чтобы выяснить, не преградит ли им мэр путь к бегству. Оставалось только одно – бежать от солдат со всех ног.