Улу-Мухаммед верил тем, кто с ним остался, общая судьба сблизила господина и слуг. Каждый из них теперь не имел дома и тащил за собой небогатый скарб, женатые — вели жен и детей. Улу-Мухаммед уже распрощался с половиной своего гарема, раздарил жен и наложниц воинам, такой поступок связывал его с ними сильнее, чем родственные связи. Улу-Мухаммед ходил среди своего воинства в длинном просторном халате без шлема и кольчуги. Он ел с батырами из одного котла, пил из одной чаши. Хан не боялся быть убитым или отравленным — теперь он зависел от них, а они от него.

Никто не спрашивал Улу-Мухаммеда, куда они едут шестые сутки подряд, истомив лошадей и измучившись сами. Каждый по-прежнему верил в счастливую судьбу своего господина, чья звезда закатилась только на миг, чтобы потом воссиять еще более ярким, еще более ослепительным светом. Нужно только немного переждать, и тогда Аллах воздаст им за долготерпение.

Наконец Улу-Мухаммед решил нарушить затянувшееся молчание.

— Братья мои, — сказал Улу-Мухаммед, так великий Чингисхан обращался к своим воинам перед тем, как отправить на смерть. — Мы идем на север, к московскому князю Василию. Вы знаете, что у меня было все: огромные земли, которые нельзя объехать даже за месяц, мраморные дворцы с фонтанами, красивейшие наложницы, которым не было счета. Сейчас я лишился всего. Я устал! Я устал от роскоши и богатства, я устал даже от власти, и единственное, о чем я сейчас прошу Аллаха, так это получить небольшой улус, где бы я мог спокойно доживать остаток своих дней. Вы можете спросить меня, почему я иду к московскому князю? Вы имеете на это право! Когда-то князя Василия я предпочел его дяде Юрию и поставил малолетнего батыра на московский стол. Думаю, он не забыл моего добра и отплатит мне тем же. Я согласен быть его сторожевым псом, чтобы охранять южные окраины от моих сородичей. Я спрашиваю вас еще раз… согласны ли вы разделить мою судьбу и идти дальше в русские земли? Теперь я для вас не господин. Возможно, там ожидает нас не лучший прием, и тогда, куда идти, ведает только Аллах!

Вперед вышел Тегиня:

— Брат мой, мы уже сделали свой выбор и останемся с тобой до самого конца.

— Если это так… тогда седлайте коней!

Скоро кончилась степь, а дальше все леса, леса. С них-то и начиналась Русская земля. Первый на пути Улу-Мухаммеда был город Белев. И хан подумал, что мог бы остаться здесь навсегда. На той земле, которую покинул, он не был ни для кого господином. Здесь же для всех он оставался важным правителем Золотой Орды, и каждый встречный мужик спешил оказать ему почтение. Видно, сложилось так в городе Белеве, что приходилось горожанам кланяться не только своим князьям, но и заезжим татарам, это помогало уберечься от беды. Согнешься лишний раз, зато голову на плечах удержишь. Премудр город Белев, стоявший на самом краешке Русской земли. Сколько пожаров он пережил, сколько войн прошло через него, знал только один Господь. Старики, бывало, пробовали считать шамкающими ртами, но всякий раз сбивались и только махали рукой, приговаривали:

— Что и говорить! Настрадался город Белев. То татарове его сожгут, а то свои хуже супостата. Не ладят меж собой князья. Даже года не было, чтобы сюда, на окраину, чужой не заявился.

Хан Улу-Мухаммед решил остаться здесь навсегда. Много ли теперь ему надо! Провести остаток жизни в городке, таком, как Белев, охраняя его покой от своих же ненасытных сородичей.

Скоро к Улу-Мухаммеду в городе начали привыкать. Не он первый, не он последний из татарских ханов занимал город. Горожане уже с любопытством посматривали на бывшего хана Золотой Орды, волей судеб занесенного в русские земли. Он был похож на многих татар, наезжавших в Белев, правда, отличался огромным ростом и гордой осанкой, которая могла принадлежать только настоящему господину. И вел себя Улу-Мухаммед не как завоеватель, а скорее как гость. Вот оттого и ломали перед опальным ханом Золотой Орды князья и бояре шапки, признавая его господином, и оставляли за ним непременное право повелевать здешним миром. И незаметно для самого Улу-Мухаммеда эта окраина Русской земли превратилась в его юрт. Еще не стала она землей татарской, но и Русской землей назвать ее тоже уже было нельзя, и князья, склонив шеи, шли за советом и разрешением к бывшему хану.

Больше оставаться незваным гостем Улу-Мухаммед не мог и решил отписать великому князю Василию Васильевичу письмо. Он долго думал, как следует обратиться к бывшему слуге, и решил назвать князя братом. «Брат мой, эмир Василий, только Аллах знает дороги, которые нам предстоит пройти. Разве подозревал я, когда сидел во дворце в Сарайчике и когда земли мои были необозримы, что мне придется обращаться к тебе за помощью? Я изгнан братьями с родных земель и, как пес, прогнанный со двора, должен скитаться по степи. Сделай мне милость, дай мне приют в твоем юрте. Брат мой, клянусь, я буду верным слугой и стану охранять твою землю от собственных сородичей, которые и мне причинили немалое зло. Поверь мне, эмир Василий, лучшего пса для южных границ тебе и не найти. Только позволь мне спокойно умереть на этой земле. А в знак того, что я говорю правду, готов отдать в заложники своего старшего сына».

Ответ от Василия Васильевича задерживался, а бояре видели уже в хане будущего господина — ходили к нему с прошениями и подносили дорогие дары.

С большим опозданием от московского двора возвратился мурза Тегиня. Не допустил ордынского вельможу Василий Васильевич пред свои очи, так и продержал на татарском подворье с прочими мурзами. Разве так принимали послов Улу-Мухаммеда, когда он был ханом Золотой Орды? Под ноги гостям стелили ковры, в их честь устраивали роскошные пиры, брали на великокняжеские забавы и организовывали соколиную охоту. А затем отпускали в Орду с большими дарами и в сопровождении дружины.

Изменилось все!

Нахмурился Улу-Мухаммед и приготовился слушать Тегиню дальше. Мурза чуток помедлил и продолжил:

— От друзей наших из Сарайчика я узнал, что князь Василий Васильевич получил от Кичи-Мухаммеда письмо, в котором тот требовал, чтобы Василий признал его своим господином. И чтобы платил ему дань, как это было при прежних ханах. Еще он писал о тебе, великий хан… Он требует от Василия изгнать тебя с русских земель. Если же он не сделает этого, тогда Кичи-Мухаммед пойдет на него войной… Прости меня, повелитель, но я не стал больше дожидаться встречи с Василием и выехал к тебе. Мне нужно было прийти раньше, чем его дружины.

— Ты поступил правильно, брат. У нас есть еще достаточно времени, чтобы достойно встретить рать Василия Васильевича.

Рано пришли морозы в этот год. Снега не было, и земля трескалась, поверхность ее напоминала лицо старца, изрезанное множеством глубоких морщин. Сухие стебли, будто седые волосы старика, топорщились и гнулись к земле на сильном ветру. А потом густо и хлопьями повалил снег, и тотчас лицо земли преобразилось: ни портящих ее лик трещин, ни сухих стеблей — засыпало все! И морщинистая кожа побелела, будто испила живой воды.

Снег шел неделю и похоронил под собой излучину реки, овраги, чернеющий лес. Ни пройти уже, ни проехать. Занесло и дороги.