– Посмейся еще.

– Зачем? – и без того сияя, спросила я.

– Красиво.

Мы медленно подошли к реке. Он нащупывал стопой камни, а я вела его к тем, что поровнее. Было хорошо от того, что он рядом, но от беспомощности полного сил молодого мужчины у меня заходилось сердце. У самой кромки воды я вздохнула, чуть сильнее сжав его руку:

– Прости меня.

Этьен пожал плечами:

– Мадам Тэйра сказала, пройдет.

– Надеюсь, – в горле у меня стало совсем сухо. – Мы у воды. Присядь и чуть наклонись.

Он так и сделал. Я опустилась на колени рядом.

– Позволь, я попробую исцелить тебя. Вдруг получится?

Этьен покачал головой:

– Одного слепого на отряд хватает.

– Но Этьен, я ведь не хочу, чтобы ты…

– Я сказал: нет, – отрезал он.

– Эй, Тити, – проскрежетала за спиной старуха.

Мы обернулись.

– Окинь-ка, внучек, взором окрестности. Солдат не видишь? Или еще кого?

Этьен внимательно всмотрелся в горы позади нас, затем вокруг, и махнул рукой на ту сторону озера:

– Если мелочь всякая не интересует, типа мышей и белок, вон там здоровое что-то копошится и маленькое такое же, но не люди. Наверное, медведица с медвежонком.

– Значит, людей нет, – облегченно вздохнула мадам Тэйра.

– Могу ошибаться, – развязно заявил Этьен, – я все-таки слепой.

Старуха прищурилась:

– Как прозреешь, подумай о шутовском колпаке. Он тебе пойдет.

Этьен хмыкнул и отвернулся к воде. В волнении я шепнула ему на ухо:

– Так ты и животных тоже видишь? А какие они?

– Живность оранжево-красная с желтой окантовкой, будто из огня вся, – ответил он и опустил кисти в прозрачную воду.

– А растения? Листья, трава?

– Синеватые, светятся.

Я сорвала белый цветок на длинном стебле и провела перед ним:

– Видишь что-нибудь?

– Мотаешь чем-то голубым перед носом, – небрежно ухмыльнулся Этьен, но я заметила, что ему льстил мой интерес.

– Абели! – позвала мадам Тэйра. – Пойдем в тенек, расскажу, что хотела. Место укромное, покойное. Тити и без тебя управится.

– Я пойду? – шепнула я ему, почти коснувшись губами уха. – Или остаться?

– Уж не утону как-нибудь.

– Абели! – снова крикнула нетерпеливая прабабка.

И я нехотя последовала за ней. Великие дела, ожидающие в будущем, интересовали меня гораздо меньше, чем беседа с Этьеном сейчас. Но мне действительно стоило удалиться, чтобы не красть мимолетом прикосновения рукавом или кончиком пальца, чтобы подавить волнующее томление внизу живота, нарастающее от запаха, от близости тела Этьена, сводящее с ума и, увы, слишком опасное для него.

* * *

Мадам Тэйра устроилась на поросшем мхом камне, а я села возле нее на поваленный ствол, ощутив ладонями рыхлую от постоянной влажности древесину. Мой взгляд устремился к Этьену. Тот стянул с себя куртку и рубаху, снял ботфорты и закатил штаны.

– Ну, слушай, моя хорошая, – крякнула старуха откуда-то издалека и добавила что-то еще. Пожалуй, сейчас она могла сказать, что мой прадед был драконом-карликом или волшебной крысой, или что за спиной лекарь-чернокнижник танцует сарабанду с самим дьяволом, я бы не услышала. Все мое внимание было приковано к мягко перекатывающимся мышцам на обнажившемся торсе Этьена, к его узкой талии, к взлохмаченным черным кудрям, к рельефным загорелым рукам. Он был так гармоничен и гибок в движениях, его тело было красиво, как у Адониса. Этьен осторожно вошел в воду.

У меня перехватывало дыхание, вспомнился вчерашний поцелуй до его безумной развязки. Ослепительная белая эйфория. Я почувствовала, как просыпается пламя в бедрах и…

– Абели! – гаркнула в ухо старуха голосом гоблина. – Совсем спятила девка!

Я вздрогнула.

– А?!

– Что ты творишь?! Сейчас же успокойся! И пересядь спиной к этому негоднику! Ишь, красуется, демон! – рявкнула мадам Тэйра. – Видать, мало ты его обожгла.

Я покраснела, а она проворчала сердито:

– Нет проку рассказывать большие секреты мартовской кошке.

– Какой кошке? – не поняла я, поворачиваясь к ней.

– Тебе, – буркнула старуха и повелительно ткнула пальцем на рыжеватый валун. – Сядь напротив.

– Извините, отвлеклась, – пролепетала я и подчинилась.

– Да уж. Как погляжу, мои предупреждения что тебе, что Тити, как корове панталоны…

– Простите, – мои щеки разгорелись еще сильнее, и белое пламя в чреслах погасло.

– Бёф! А то скажи – идите, мадам Тэйра, со своими знаниями к архиепископу в повитухи. И развлекайся в свое удовольствие. Подумаешь, от парня косточки обугленные останутся. Все равно слепой и порченый! Не жалко.

– Нет, не скажу, – насупилась я. – И жалко. Он не должен был ослепнуть… Это из-за моей несдержанности, вы правы. Я исправлюсь, ведь мой удел – смотреть на него издалека и страдать. Но вы не думайте, я научусь, потому что не хочу ему навредить… Как бы вы его ни называли, он – самый лучший.

– О-ля-ля, да ты влюбилась! – всплеснула руками прабабка.

– Не знаю, – потупилась я. – Может быть. Нет, наверное, нет…

– Бёф, точно влюбилась. Ая-яй-яй! – зацокала мадам Тэйра языком.

Это смутило меня еще больше, но я упрямо повторила:

– Не знаю. Лучше подскажите, как ему помочь. Как зрение вернуть? От порчи избавить?

– Я не Пифия, на все вопросы ответов не даю. Возможно, нужно просто положиться на Вселенную, все и разрешится. Главное, помни, будь ты хоть семи пядей во лбу и с самыми сверхчеловеческими силами, ты – не Бог, не все тебе дано.

Конечно, я это и сама понимала, но меня такие слова не обрадовали. Этьен не должен оставаться слепым! Воистину, мне нужно жить подле мадам Тэйра в пещере и не видеться с людьми, чтобы никому больше не причинять страданий, особенно ему.

Судя по громким всплескам и радостным мужским фырканьям за моей спиной, несколько человек вошли в озеро искупаться. Обернуться я не решилась. Старуха пристально посмотрела на меня и заявила таинственно:

– Впрочем, есть кое-что, что ты можешь сделать и для себя, и для всего нашего рода. Глядишь, и Этьену поможет.

– Что?! – я подалась вперед. – Я все сделаю!

Мадам Тэйра осмотрелась и, убедившись, что никто не смотрит на нас, достала что-то из кармана передника.

– Держи-ка.

На ее маленькой ладони лежал огромный рубин цвета голубиной крови. Таких больших я в жизни не видывала. Ветер затеребил ветки над головой, и луч солнца упал на драгоценный камень. Он ослепил меня красной вспышкой, и я заметила, что в самой сердцевине рубина имелся изъян – замутненное черное пятно, от которого во все стороны расползались трещинки. Я осторожно взяла камень. Он был холодным, но отчего-то казался живым – вот-вот выпрыгнет из рук, как лягушка, и скроется в траве. Я разволновалась: