А так хотелось пожить по-человечески, ни в чем себе не отказывая.

Шемякин, понимая всю ценность своего осведомителя, никогда не скупился. Охотно давал премиальные, платил аккуратно и в срок. Счета Воробьева в иностранных банках быстро «распухали». До воплощения заветной мечты оставалось, по его прикидкам, всего ничего. А потом долгожданная свобода.

Приказ генерала Ольховского о высадке десанта на ничейных территориях мог стать настоящей информационной бомбой, за которую Шемякин просто обязан расплатиться с щедростью саудовского шейха. Шутка ли – речь идет о полноценной боевой операции, нарушающей условия мирного договора между двумя сторонами конфликта! При должном подходе это можно грамотно обыграть, сорвав приличные дивиденды.

О том, что в итоге могут погибнуть его товарищи, Воробьев даже и думать не желал. Каждый играет сам за себя. Зачем ломать голову над чужими проблемами, если своих по горло?

Для себя подполковник решил, что этот слив информации станет последним. Как только поступит подтверждение о денежном переводе, он сразу сделает ноги за границу, благо все дальнейшие действия были продуманы до мелочей. Конечно, его будут искать, но Воробьев знал способы, с помощью которых можно спрятаться так, что никто никогда не сядет ему на хвост и в жизни не найдет.

Какое-то время придется вести себя ниже травы, тише воды, но подполковник был готов к таким жертвам. Оно того стоило.

Но сперва нужно обговорить все условия с Шемякиным. Пусть раскошеливается. Информация того стоит.

Воробьев зашифровал сообщение и отправил его по закрытому каналу связи, в надежности которого он не сомневался.

Наверняка регионалы приготовят десанту теплую встречу. Ракетный удар, истребители-перехватчики… Да мало ли возможностей уничтожить неприятеля еще на подлете!

Зачем терзаться от угрызений совести? Эти парни знали, на что шли. Никто не обещал им, что они сумеют дожить до глубокой старости и умрут на домашней постели.

Лишь бы Ольховский не заподозрил и не начал искать «крота». До сей поры вроде обходилось, но береженого Бог бережет.

Подполковник умел прятать концы и втайне гордился этим в высшей степени полезным талантом. И все же риск разоблачения оставался.

Слишком явными будут ведущие к нему ниточки.

После того как Абраменко сообщил о выезде бандитов, прошло почти двадцать пять минут. За это время капитан со своими парнями успел преодолеть заросли крапивы и разобраться с колючкой, которую (не ошибся Липатов) и в самом деле успели натянуть.

В назначенный час спецназовцы нырнули в отрытый окопчик с ходом сообщения от него. Этот участок территории прожекторы почти не зацепляли. А вот дальше их яркий свет заливал всю ферму, и только кое-где угольно-черные тени от коровников и иных строений отбрасывали чернильные пятна.

От главных ворот доносились слабые отзвуки голосов. По обрывкам речи чувствовалось, что переговариваются кавказцы, а значит, гарантированно не рабы.

Оставленные на базе боевики еще не разошлись после отъезда карательного отряда и сейчас эмоционально обсуждали последние события.

Капитан вполголоса приказал:

– Дикой, обслужи клиента на вышке.

Метрах в пятидесяти от затаившихся спецназовцев возвышалась деревянная вышка с часовым. В свете последних событий службу он тащил почти по-уставному. Проскользнуть мимо него незамеченными было невозможно.

Дикой навел «винторез» на ничего не подозревающего бородача. Лязгнувший затвор перекрыл негромкий хлопок, гильза бесшумно упала на землю. Кавказец осел на вышке. Мертвое тело скрылось за дощатым ограждением верхней площадки.

– Готов, – не без гордости отрапортовал снайпер.

– Вижу, – кивнул капитан. – Пошли.

Быстро добежав до вышки, парни увидели аккуратные земляные ступеньки в очередной траншее, ведущей к дверям дзота. Неожиданно дверь со скрипом распахнулась, часть траншеи осветилась.

Спецназовцы распластались на земле, но вышедший боевик все равно увидел их и метнулся назад. Хлопок «винтореза» толкнул его в спину, а следом по траншее уже бежали Пилот и Барбуду. Они перепрыгнули через убитого, заскочили в дзот и пустили в ход ножи. До оставшихся на улице донеслась возня, матерщина, стоны и падение нескольких тел. Недолгое время спустя вернулись оба спецназовца. Они затворили заскрипевшую дверь, и траншея вновь погрузилась в темноту.

– Чисто сработали, – удовлетворенно отметил капитан и поднял большой палец правой руки.

Пилот и Барбуду улыбнулись.

Бойцы стремительным броском преодолели освещенный кусок территории и сгруппировались в густой тени у стены старого коровника.

Хоть и были спецназовцы готовы ко всякой неожиданности, но появление «гостя», мирно вышедшего из-за угла и поправлявшего ремень на штанах, стало для всех неприятным сюрпризом. Ситуация была патовой.

Автоматная очередь абрека заглушила хлопок «винтореза» Дикого. Бородач рухнул навзничь, а спецназовец охнул, схватившись обеими руками за живот, и медленно опустился на сырую землю.

Перестрелка не могла остаться незамеченной. В такой ситуации волей-неволей следовало действовать совсем не так, как планировалось. Грубо, нахально, жестко.

Капитан скомандовал:

– Огонь по прожекторам! Поручик! Пулемет на левый фланг!

Дробно застучали автоматы. Прожектора с громкими хлопками взрывались и гасли. Территория фермы погрузилась во тьму. Отовсюду зазвучали автоматные выстрелы пока еще не сориентировавшихся боевиков.

Комитетчик присел перед раненым. Тот оторвал правую руку от живота и судорожно схватил командира за запястье. Капитан почувствовал, что рука бойца липкая от крови.

– Больно… – прохрипел раненый.

– Держись, Дикой, держись, – шептал торопливо капитан. – Сейчас промедол вколю… Полегчает.

Таманец задрал куртку раненого и рванул зубами упаковку с рулончика бинта.

– Больно… – опять захрипел Дикой и вдруг затих.

Капитан почувствовал, как ослабла хватка солдата, а его рука безвольно легла на землю.

Таманец перестал промокать рулончиком обильно выступающую из раны кровь и приложил руку к шее Дикого, прощупывая пульс.

– Все… – произнес он глухо и тяжело вздохнул.

Комитетчик опустил голову:

– Прости, парень. Эти суки еще получат.

Рядом, тоже в мучениях, умирал боевик. Его тело сотрясалось в мелком ознобе. Судорожной хваткой он собрал пригоршню земли и стонал сквозь зубы, не желая показывать свою слабость врагу, но и не в силах молча терпеть боль.

Комитетчик без эмоций ткнул его ножом в грудь. Бородач замолчал и обмяк, расслабившись.

И тут же загрохотал пулемет Поручика. К нему присоединились другие спецназовцы, ведя огонь по появившимся боевикам. Несколько убитых и раненых остались на земле, остальные, не ожидавшие плотного огня с этой стороны фермы, бросились врассыпную и, попа́дав, открыли ответный огонь.