В результате последовало разорение свыше пяти тысяч американских банков, стоимость акций к 1933 году уменьшилась почти в пять раз. Девять с лишним миллионов рядовых граждан США лишились своих сбережений. Одно за другим закрывались промышленные предприятия, прекращали существование строительные фирмы. Каждую неделю примерно 100 тысяч человек лишались работы, к 1932 году число безработных выросло до 12 миллионов, а в следующем году к ним прибавились еще два миллиона человек. Доходы фермеров сократились на 60 процентов, цены на сельхозпродукты упали в два-три раза, но рядовые городские жители отнюдь не торжествовали по этому поводу, так как их покупательные возможности подчас сводились к нулю.

«Страна была на волосок от гибели, — говорил по этому поводу Рузвельт. — Страна погибала». Во много раз увеличилось число самоубийств. Известный журналист Уильям (Уилл) Роджерс язвительно написал о глубочайшем противоречии между вчерашним и нынешним днем американца: «Мы стали первой нацией в истории человечества, отправившейся в приют для нищих в автомобиле».

Из Соединенных Штатов кризис распространился на страны Латинской Америки и Европу, где катастрофа оказалась ничуть не меньшей.

Президент Гувер при всем своем государственном опыте поначалу не мог в должной мере осознать, что же, собственно, произошло. В марте 1930 года он объявил, что самые тяжелые последствия краха, в частности в области безработицы, будут преодолены в ближайшие 60 дней. На самом деле Великая депрессия продолжалась еще более трех лет, а последствия ее весьма болезненно ощущались как в Америке, так и за ее пределами вплоть до Второй мировой войны.

Став губернатором, Рузвельт почувствовал, что американское процветание сопряжено с серьезными проблемами. Он знал, что цены на сельскохозяйственную продукцию из года в год падают, что закон Макнери—Хогена о субсидиях фермерам, частично покрывающих их убытки, многократно проводимый через конгресс, но каждый раз получавший вето президента, только маскировал углублявшуюся хозяйственную дыру. В соответствии с ним намечалось создать федеральное агентство, которое должно было поддерживать цены на сельскохозяйственную продукцию, в частности на зерно, на уровне довоенных. Закупая продукцию, а затем продавая ее за рубеж по убыточным ценам, государство взяло бы на себя потери фермеров.

Рузвельту стало известно, что, несмотря на запрет Гувера, в ряде штатов сходные мероприятия проводятся в жизнь. Сам нью-йоркский губернатор повел себя осторожно: он не поддержал этот законопроект, не копировал его в законодательстве штата, но присматривался к нему, взвешивал позитивные и негативные стороны. Позже, став президентом, он использовал некоторые положения этого так и не введенного акта в своей политике вывода американского аграрного сектора из кризиса.

Рузвельту докладывали, что за шесть лет с 1923 года заработная плата рабочих в среднем выросла на десять процентов, тогда как производство — на 40. Хотя рабочие, особенно высококвалифицированные мастера, были более или менее удовлетворены таким положением, возникшая диспропорция означала, что перепроизводство товаров, всё менее пользовавшихся обеспеченным спросом, неизбежно даст себя знать в более или менее близком времени. Все эти проблемы, однако, не стояли в качестве непосредственной опасности, как бы перекрывались частными займами, дешевым и доступным кредитом, психологией «вечного» потребительского процветания. Возник гигантский мыльный пузырь, который мог прорваться в любой момент, что и произошло осенью 1929-го.

Ощущая, что не всё благополучно в американской экономике, Рузвельт, как и другие политики и специалисты в хозяйственной области, вначале не предполагал, что грядет катастрофа такого сокрушительного масштаба. Он тщетно надеялся, что меры, принимаемые на уровне штата, как и действия президента в общегосударственном масштабе, остановят начавшийся коллапс. В том, что он неправ, его убеждали Ф. Перкинс и особенно восходящая звезда на американском политическом небосклоне Гарри Гопкинс.

Гарри Ллойд Гопкинс (1890—1946) родился в небогатой семье, часто менявшей место жительства. Отец его сменил множество профессий — был шорником, коммивояжером, золотоискателем и т. д. Образование Гарри получил в колледже штата Айова, а после его окончания переехал в Нью-Йорк, где стал работать в благотворительных организациях. Вдумчивого, трудолюбивого молодого человека особенно ценили за почти всегда точные экономические прогнозы. В 1913—1924 годах он руководил отделом в Ассоциации по улучшению условий жизни бедных, в 1924—1932-м являлся председателем совета директоров нью-йоркской ассоциации по вопросам борьбы с туберкулезом.

Гопкинс познакомился с Рузвельтом в разгар избирательной кампании 1928 года. На Гарри эта встреча произвела огромное впечатление. Рузвельту также понравился этот человек, близкий ему и по манерам, и по взглядам. Хотя Гопкинсу вначале не было предложено место в администрации штата, он стал часто бывать в Олбани, высказывал губернатору советы, прогнозы, предложения, которые принимались к сведению. Так началось сотрудничество с Гарри Гопкинсом, которое станет особенно тесным в военные годы.

Пока же, вначале 1930-го, Перкинс, а затем и Гопкинс стали снабжать губернатора данными о том, что безработица в штате Нью-Йорк, как и по всей стране, развивается катастрофическими темпами. Возникала острая необходимость в оказании помощи людям, не просто потерявшим работу, а уже страдавшим от голода и холода. Помимо чисто гуманитарных соображений, Рузвельт учитывал и опасность социального взрыва, которым была чревата ситуация, если не принять немедленные меры.

* * *

Между тем весной 1930 года появились первые грозные признаки недовольства низов. 6 марта на улицы вышли почти полтора миллиона человек, требовавших работы и хлеба. Полиция разогнала демонстрантов, но причины недовольства нельзя было устранить силой. Власти штата с согласия городской администрации разрешили нищим ночевать на баржах в нью-йоркском порту. Радикализм губернатора возрастал по мере усиления кризиса. В выступлениях он стал резко отзываться о недостатках американской экономической системы. Рузвельт завоевывал себе славу трибуна, ставя в то же время реальную цель — переизбрание на губернаторский пост.

В таких случаях Рузвельт не колебался. По его распоряжению в конце августа 1931 года была образована Временная чрезвычайная администрация помощи (Temporary Emergency Relief Administration — TERA). Губернатор Нью-Йорка оказался первым в США местным руководителем, выступившим инициатором помощи безработным и другим категориям нуждающихся, a TERA стала первым государственным учреждением такого рода. Как подчеркивалось в положении о ее создании, TERA оказывала помощь «не в порядке благотворительности, а в качестве социального долга». Она финансировалась за счет специального прогрессивно-подоходного налога, колебавшегося от 26 долларов с десятитысячного дохода до 1128 долларов с дохода свыше ста тысяч. Работа TERA стала примером для подобных учреждений, которые возникли в некоторых других штатах, а затем и для аналогичной инициативы в общегосударственном масштабе.

Вначале Рузвельт считал, что TERA нужна на краткий срок, ибо, как и подавляющее большинство американцев, не оставлял надежд на то, что безработица рассосется сама собой. Чтобы не дразнить гусей, он поставил номинальным председателем администрации одного из руководителей крупнейшей торговой фирмы «Мейсис» Джесси Стросса. Тот в свою очередь предложил Рузвельту назначить директором-распорядителем энергичного Гарри Гопкинса. В 1932 году место Стросса, получившего назначение на пост посла во Франции, занял Гопкинс. Под его руководством администрация превратилась в мощный инструмент смягчения тягот рядовых жителей штата, страдавших от кризиса. По инициативе TERA и вне ее, непосредственно следуя распоряжениям губернатора, в штате были проведены мероприятия по ограничению детского труда, уменьшению налогового давления на фермеров, пенсионному обеспечению пожилых людей.