Они долго стояли потом, обнявшись. Молча. За дверью шумели голоса, время от времени принималась громко причитать Калерия Аркадьевна. Надо же — всю жизнь старушка обижалась на мать за те самые иголки, а теперь вдруг так убивается…

— Все было у нас с тобой так хорошо сначала. Почему мы вдруг стали ссориться? — наконец пробормотал он.

— Ты мне не веришь.

— Нет, ни капли. Я могу сегодня остаться тут на ночь? — вырвалось у него.

— Да. Нет! Ты с ума сошел… Маму кондратий хватит. Завтра или послезавтра. Встретимся где‑нибудь. Я не могу сейчас… Я нужна бабушке. Она все время вспоминает прошлое, рассказывает о своей маме — что она, прабабушка, сказала когда‑то, куда когда‑то пошла, в какой день какое у нее было настроение… Что было пять, десять, пятнадцать лет назад. Бабушка очень хорошо помнит прошлое, все то, что связано с ее матерью, бабой Катей. Может, тогда ничего особенного и не происходило, и никакого подтекста в словах и поступках прабабки и не было, но я толкую эти рассказы для бабушки. В том смысле, что доказываю бабушке, что прабабка всегда любила ее и что ею руководила любовь к дочери… К бабушке Лере то есть. У бабушки Леры странное состояние сейчас. Ведь мама так и не сказала, что любит ее, что сожалеет о том чудовищном поступке… С иголками. Бабушка и прабабушка ни разу на эту тему не разговаривали. Словно и не было ничего. Но бабушка Лера‑то знает, что с ней хотела сделать ее мать… А я словно заново переписываю прошлое для бабули и доказываю ей — там была любовь, и там, и там — за всеми словами и поступками прабабки на самом деле пряталась любовь, любовь матери к дочери… Если бабуля не поверит, что была любима своей матерью, она сойдет с ума.

— Я понимаю.

…Иван с Ритой расстался недовольным, неудовлетворенным физически и морально. Особенно тяготила Ивана эта физическая неудовлетворенность. А ведь там, где телесное, у них с Ритой раньше было полное согласие.

И уйти от Риты, забыть ее, расстаться окончательно Иван так и не смог, и с ней тоже как‑то не клеилось…

* * *

Кандидат — Максим Столяров, должность на момент выдвижения — губернатор, субъект выдвижения — самовыдвижение.

Статус — зарегистрирован.

* * *

Звонок поздно вечером, почти ночью. Бабушка спала, напичканная успокоительными, и мама — тоже. К городскому телефону подошла Марго. Она была в полной уверенности, что это звонит Иван. Потому что думала только о нем, несмотря на печальные события в их семье.

— Алло?

— Маргарита Алексеевна? Извините за поздний звонок. Вы не могли бы сейчас встретиться с одним человеком, хорошо вам известным?

«А, это, наверное, опять журналисты!» — догадалась Марго. После истории с дядей Толей они часто звонили сюда, надеясь на интервью.

— Делать мне больше нечего! — с раздражением произнесла она. — И не звоните больше…

Марго хотела положить трубку, но в этот момент услышала знакомый голос:

— Рита! Рита, это я. Это мне надо тебя увидеть.

«Макс!»

— Рита, сейчас за тобой заедут. Спускайся. Тебя отвезут ко мне. Мы должны встретиться. Это важно.

В голосе Макса была какая‑то непререкаемая уверенность. Сила. Убедительность. Словом, Марго сразу же сдалась. Даже не подумав — она согласилась! Воля этого человека — ее первого любовника — была сильнее ее воли.

Марго собралась, оставила на всякий случай записку для своих родных, чтобы не волновались, и спустилась на улицу.

Там, у подъезда, уже стоял черный внедорожник с тонированными стеклами. Дверца распахнулась… и Марго, словно сомнамбула, скользнула в салон.

Но Макса там не было, только водитель.

Ехали довольно долго, около часа. Водитель помог выйти Марго из машины.

Темно, пара фонарей. Холодный, свежий ветер… Неподалеку темнел лес. Перекопанная земля, какие‑то строения, ограда. Напоминало дом отдыха, загородный санаторий.

— Маргарита Алексеевна, здравствуйте. — Из темноты появился еще мужчина. Марго в свете фонарей разглядела его лицо — тяжелые надбровные дуги, толстые губы. Похож на неандертальца! — Позвольте, я провожу вас…

Асфальт под ногами был мягкий, гладкий, новый. Запах краски.

— Где это мы?

— Это дом отдыха «Березовая роща», только что после ремонта. Скоро должны открыть.

Двухэтажное здание. Лестница. Длинный коридор со стенами, отделанными под камень. Дверь.

— Прошу.

Марго вошла в комнату, дверь за ней мягко клацнула, закрываясь.

В полутемной огромной гостиной на диване сидел Макс, перед ним — бутылка шампанского в ведерке, фрукты. Марго оглядела апартаменты (роскошно!), пошутила:

— Это что? Президентский люкс?

— Угадала. — Он привстал, поцеловал ее в щеку.

— Не рано ли?

— Злая ты. Садись, поговорим.

Марго села в кресло напротив.

— Соболезную. Я слышал о твоей прабабушке.

— Спасибо.

— Я также в курсе той истории с видногорским маньяком. Слава богу, что все обошлось. Очень рад, что Ванька оказался на высоте.

— Все ты знаешь… — пробормотала Марго. Ее покоробило это «Ванька».

— Я обязан все знать. Я также в курсе, что на днях ты встречалась с Соней.

— Она рассказала? — вздрогнула Марго. — У тебя очень милая, очень славная девочка…

— О чем вы с ней говорили?

Марго на какое‑то время задумалась. Все никак не могла поверить в то, что снова видит перед собой Макса. Тот, в черных джинсах, темно‑синей футболке с надписью «Блэк Саббат», мягких рыжих мокасинах, сидел перед ней, нога на ногу… Домашний, неформальный и одновременно стильный вид у него был сейчас.

— Она читает мои книги. Ей нравится, — лаконично ответила Марго.

— А, да… — с некоторым облегчением вздохнул Макс. — Что еще?

— Ничего. Больше ее ничего не интересовало.

— А про нас с тобой она знает?

— Она читала мою последнюю книгу. Но я ей объяснила, что автор, то есть я, все придумала. Она удивилась, когда услышала, что Лили — вовсе не девушка, а ящерица.

— О, ты все пытаешься доказать, что не ты задушила игуану! — усмехнулся Макс.

— Я ее не душила, — мрачно возразила Марго.

— Риточка, но это смешно… Столько лет прошло, а тебя все это мучает! Ладно уж, расслабься. Ты ребенком тогда была, я тебя ни в чем не обвиняю. Было и было.

— Это не я сделала.

— Рита…

— Это не я! — Марго вдруг затрясло. — Это сделала Варя. Я твоей дочери ничего не стала говорить, но тебе… тебе я скажу. Это она!