Впрочем, и Врангель тоже, надеясь на чудо, всё же продолжал заниматься массой дел, связанных с эвакуацией войск.

Врангель провёл короткое совещание, пригласив энергичного вице-адмирала Кедрова[28], главу правительства юга России при главнокомандующем Кривошеина и командующего армейским тыловым резервом генерала Скалона. Он распорядился заблаговременно организовать охрану таких важных учреждений, как почтамт, телеграф, а также направить дополнительные караулы на железнодорожные станции, вокзалы и морские порты.

Обратившись к Шатилову, Врангель сказал:

— Подготовьте, Павел Николаевич, приказ о том, чтобы в случае оставления нашими войсками Крыма, никто бы не смел портить и уничтожать казенное имущество, так как таковое принадлежит русскому народу. Что-нибудь в этом роде…

Шатилов сделал пометку у себя в тетради, с которой он в последние дни никогда не расставался. После чего доложил о распределении тоннажа но портам.

Генерал Скалон выразил сомнение о правильности расчетов:

— У меня в штабе ведется запись желающих покинуть Россию. Их количество столь велико, что рассчитанного тоннажа явно не хватит.

Воцарилось длительное молчание.

— Какие предложения? — обвел всех присутствующих вопросительным взглядом Врангель.

Поднялся вице-адмирал Кедров:

— Предлагаю обратить внимание на всё, что может держаться на воде. На маломерные суда и даже баржи. В конце концов возьмем их на буксир.

Была ещё одна проблема, решить которую Врангель пока никак не мог. И это приводило его в отчаяние. Уже третьи сутки, как он обратился к правительствам дружественных стран с просьбой принять беженцев из России в количестве двести-триста тысяч человек, разместить их на своей территории и, по возможности, позаботиться об их дальнейшей судьбе.

Но пока ни одна страна ничего не ответила. И когда придет тот печальный день и Русская армия будет вынуждена покинуть Крым, люди окажутся в отчаянном положении. Они не смогут высадиться ни в одном порту и вынуждены будут неизвестно сколько времени болтаться в открытом море.

А продуктов и воды Врангель распорядился загрузить совсем немного, всего суток на трое. И дело даже не в том, что в Крыму добывать продукты становилось всё труднее. Продукты, вода — это дополнительный вес, причем немалый. Стремясь как можно больше загрузить суда людьми, приходилось экономить на продуктах. Тришкин кафтан!

Это был короткий, но странный период в жизни Павла Кольцова. Он находился в самой гуще боев, но ему, представлявшему в Повстанческой армии махновцев руководство Южным фронтом, было категорически запрещено, в какой бы то ни было форме, участвовать в боевых действиях.

Впрочем, Каретников тоже понимал, что Кольцов направлен к нему лишь в качестве наблюдателя, и всячески пытался его оберегать. Однажды он даже поссорился с Кольцовым, когда тот во время боя вдруг возник среди огня. И с тех пор приставил к нему, невесть в каком качестве, Мишку Черниговского. Каретников вменил Мишке в обязанность повсюду сопровождать Кольцова, во время сражений не допускать его в боевые порядки, и вообще отвечать за него головой.

И когда неподалеку гремел бой, рвались снаряды и со шмелиным жужжанием над их головами проносились излетные пули, Мишка вздыхал и не то сам себе, не то Кольцову жаловался:

— Оно, конечно… як на курортах. Мои татко з мамкою один раз на курорты ездилы. Од нас недалечко, на Днепре. Ну, як там, спрашую. Кажуть, больше в жисть не поедем. Днем в хате спишь, ночью около речки, на песку. Набралы всего на месяц, а съели за неделю. И работы никакой, почти як у нас с вами.

— Ну и что тебя не устраивает? — спросил Кольцов.

— Мени татко говорили: старайся жить, як все. Не выделяйся серед людей ни силой, ни умом, ни богачеством. А видите, як повернулось! Мои товарыши воюють, а я туточки с вами… як на курорти.

Поручение Каретникова Мишка исполнял добросовестно. И когда Кольцов время от времени отправлялся в Штаб фронта, он даже в дождь или лютую стужу пристраивался на берегу Сиваша где-то в затишке, и терпеливо ждал его возвращения.

Повстанческая армия уже почти вышла к Юшуни. В бинокль даже можно было рассмотреть покатые крыши окраинных домов. Дальнейшее наступление приостановилось из-за наспех созданной белогвардейцами линии обороны. Колючие заграждения в два ряда ставили второпях, когда войска Фрунзе и повстанцы уже переправились через Сиваш. Столбцы заграждений вкапывали в мерзлую землю, они едва держались вертикально, и их удерживала натянутая «колючка».

Белогвардейцы понимали, что это уже последние сражения за крымскую землю, а дальше — только бегство. После падения Перекопа Врангель перебросил под Юшунь все освободившиеся войска. На помощь дроздовцам пришли Третий Донской корпус и конный корпус Барбовича. Он ставил перед войсками единственную задачу: во что бы то ни стало, как можно дольше удерживать на этой наспех созданной линии обороны красные войска. А дальше…

Что будет дальше, Врангель знал. Он только не знал: когда? Ему важно было теперь хотя бы на несколько дней сдержать наступление Фрунзе, с тем, чтобы четко организовать эвакуацию. Главную надежду он возлагал на несколько отдохнувшую конницу Барбовича. Иван Гаврилович был опытный генерал, участвовал в Русско-японской и затем в Первой мировой войнах. В Белом движении с первых дней. Какое-то время, после боев на Каховском плацдарме, Врангель держал его в резерве, и надеялся, что сейчас Барбович его не подведет.

* * *

Фрунзе торопился. Его каждодневно подстегивал Ленин. Да и сам он понимал, что каждый день этой сурово начавшейся зимы выводит из строя сотни полураздетых бойцов. И поэтому он поочередно вызывал к себе командармов, комкоров и комдивов, выслушивал их, вносил коррективы в свои последние распоряжения.

Собственно, всем было ясно: Юшунь — последний рубеж обороны врангелевцев. Легко они его не сдадут. Предстоят жестокие бои. И их надо выиграть.

На рассвете на где-то раздобытой Мишкой Черниговским утлой лодке Кольцов переправился через Сиваш в Строгановку. После того как все войска красных закрепились на крымском берегу, штаб Южного фронта переместился сюда.

Не выспавшийся, похудевший, с черными кругами под глазами, его сразу же принял Фрунзе.

— Ну, как там твои махновцы, Павел Андреевич? — поздоровавшись, сразу же спросил Фрунзе. Кольцов понял: времени для политеса не было.