– Нет, такое невозможно. – Он крикнул: – Балдуин! Или сюда! – Мальчик подбежал к ним. – Дай мне посмотреть твою руку.

Балдуин с гордостью показал предплечье. Некоторые мальчики давили так сильно, что на коже остались круглые кровавые отпечатки.

– Я сын короля, – ответил мальчик. – Я не чувствую боли.

Джон переглянулся с Вильгельмом и подозвал стража, который стоял в углу двора.

– Эй, ты! Иди сюда! – Тот подошел к ним, и Джон протянул руку. – Дай кинжал.

Глаза стража широко раскрылись от удивления. Он не сводил глаз с Вильгельма.

– Отдай кинжал Джону, – приказал Вильгельм.

Джон взял кинжал, схватил Балдуина за запястье и повернул его руку ладонью вверх.

– Стой спокойно, – сказал он принцу.

Балдуин равнодушно смотрел, как Джон медленно опустил кинжал и прижал лезвие к его ладони. Балдуин даже не поморщился, когда появилась кровь.

– Хватит! – выкрикнул Вильгельм.

Джон вернул кинжал стражу. Тот перекрестился и вернулся на свой пост.

– Могу я теперь поиграть с мальчиками? – спросил Балдуин.

– Позаботься о том, чтобы твою ранку обработали, а потом можешь идти играть. – Когда мальчик побежал к лазарету, Вильгельм повернулся к Джону: – Ребенок проклят Богом.

* * *

– Проказа, – тихо повторила Агнес.

Джон держал ее за руку, опасаясь, что она упадет.

Ее лицо смертельно побледнело, она смотрела мимо Джона, словно не видела. Наконец, она высвободила руку и вышла из комнаты. Джон взглянул на подушки, где всего три дня назад они занимались любовью. Казалось, это произошло так давно. Джон отправился сюда сразу после того, как обнаружил ужасную правду о Балдуине. Агнес была его матерью. Она имела право знать.

– Прости меня, Джон, – сказала Агнес, возвращаясь в комнату. Ее глаза покраснели от слез, но она ослепительно улыбнулась. – Я поступила крайне невежливо, оставив тебя одного.

– С тобой все в порядке? – спросил Джон.

Она отмахнулась от его вопроса и уселась среди подушек.

– Спасибо, что рассказал, – проговорила Агнес.

Джон сел рядом с ней.

– Это ужасная новость, – заметил он.

– Но она ничего не меняет. Балдуин все равно станет королем. А я остаюсь его матерью. – Она нахмурилась, и на миг Джону показалось, что она сейчас заплачет.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил он.

Она глубоко вздохнула, и ее лоб разгладился.

– Нет, Джон. Правда, со мной все в порядке. – Она склонила голову набок, словно у нее появилась новая мысль. – Но есть кое-что. Ты учишь Балдуина и часто остаешься с ним наедине. Ты мог бы привести его сюда?

– Миледи, Амори запретил вам видеть мальчика, – сказал Джон.

– Он мой сын, Джон. И он болен.

Джон колебался. Вильгельм его предупреждал, что Агнес воспользуется им, чтобы увидеть мальчика. Неужели священник прав? Он посмотрел ей в глаза и увидел, что они стали влажными от слез.

– Я прошу тебя как мать, – сказала Агнес. – Помоги мне увидеть моего мальчика.

– Ты просишь, чтобы я пошел против воли короля, – сказал Джон.

– Ты уже любил прежде, Джон. Думаю, ты все еще ее любишь. Да, я вижу ответ в твоих глазах, – продолжала Агнес. – Что бы ты сделал, если бы женщина, которую ты любишь, заболела? Ты бы к ней пошел? – Джон отвернулся, но она схватила его за руку и развернула к себе. – Я все равно найду способ увидеть сына, Джон. Какой вред я смогу ему причинить, если ты будешь сидеть рядом и наблюдать за нами?

– Хорошо, – сказал Джон. – Я приведу его к тебе.

Она наклонилась и крепко поцеловала его в губы.

– Благодарю тебя.

* * *

Джон сидел с закрытыми глазами, погрузившись до самого подбородка в окутанную паром воду в банях Ордена госпитальеров. Он только что вернулся после того, как отвел Балдуина к Агнес; это было уже второе такое путешествие за последнюю неделю. Во время первого визита ребенок смущался, но Агнес сумела его покорить. Перед самым уходом Агнес подарила Балдуину безант[32]. Глаза принца округлились, когда он взял в руку монету. Агнес положила византин в ларец и сказала, что Балдуин будет получать такую же после каждой их встречи, если никому не станет о них рассказывать. Сегодня Балдуину очень хотелось навестить мать и получить монету. Агнес не сомневалась, что он будет держать язык за зубами, а Джону оставалось лишь молиться, что она не ошибается.

Возможно, оно того стоило. Джон подумал о гибком теле Агнес, о том, как почувствовал ее под собой сегодня утром. Он знал: Вильгельм скажет, что она лишь награждает его за то, что он приводит ребенка. Наверное, священник прав. Джон понимал, что ему следует перестать видеться с Агнес, однако не мог дождаться следующей встречи. Она была снадобьем, без которого он уже не мог жить.

Низкий звон колоколов поведал Джону, что приближается время полуденной службы. Он оделся и поспешил в церковь Гроба Господня. Обычно его обязанности выполнял викарий, но сегодня во время службы каноники получат жалованье, и, если Джон не явится лично, денег ему не видать.

Во время мессы он выпустил свои мысли на свободу и больше думал об Агнес, чем о Боге. Служба закончилась, Джон получил свой десяток золотых византинов, когда появился посланец из дворца.

– Прошу меня простить, святой отец, – сказал он Джону. – Вас призывает король Амори.

Джон побледнел. Неужели Балдуин рассказал о своих визитах к матери?

– Чего хочет король? – спросил Джон.

Мальчик пожал плечами.

– Я знаю лишь, что дело срочное, – ответил он.

Джон последовал за мальчиком по улице Патриарха в сторону стройных башен нового дворца с просторными залами. Амори и его двор перебрались сюда два года назад, но королевский зал для аудиенций, куда посыльный вел Джона, закончили отделывать всего несколько месяцев назад. По форме он напоминал бочонок, залитый ярким светом, падавшим из окон, расположенных высоко на стене. В дальнем конце, на возвышении, установили королевский трон. На нем сидел Амори в окружении полудюжины придворных.

– Я же говорил, что деньги будут потрачены не зря! – воскликнул Ираклий.

– Убийство – не лучшее применение денег, – пробормотал Филипп де Милли, новый Великий магистр тамплиеров.

– Избавь меня от твоего благочестивого лепета, Филипп, – ответил Великий магистр госпитальеров, Жильбер. – Еще один сарацин мертв, и Египет скоро будет нашим. А за это госпитальеры готовы заплатить в десять раз больше.