Последние вопросы… сколько их, таких последних… которые Достоевский называл главными и самыми тревожными — о смысле жизни и смерти, о Боге и человеке, о свободе и происхождении из этой свободы добра и зла.

Ксения вспоминала, вспоминала, вспоминала…

В мире, где все и вся идет вразброд, брак — чудо на земле, возможность для двоих, благодаря любви, стать единым существом, прекратить ссоры. Сколько в любви страдания, боли о несовершенстве человека и ликования, что он так неповторимо прекрасен… Слепая? Да почему? Она видит, но не осуждает и не отрекается, плачет, если жизнь изуродована, и готова все исправить и исцелить.

Сашка… он сделал немало ошибок, да кто их не делал… Но главная — он словно отверг Ксенино прошлое, ее жизнь и попытался начать отсчет со встречи в лавре. Забыл, что начинается любовь с души, а не с тела.

Любой юноша окружен мужчинами и женщинами, но когда он полюбит, то рядом с ним — его возлюбленная, а вокруг — люди. И позже, в браке, прежней девушки, которую ты любил, уже нет — значит, нужно влюбиться в свою жену. Это говорил Антоний Сурожский. Телесное единство двух любящих — не начало, а глубина и предел их отношений, и лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом, духом, их единство может раскрыться в телесном соединении. И оно тогда — не жадное обладание, не пассивная отдача, а самое настоящее таинство. После замужества жена подчиняется мужу в большей степени, чем родителям: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью».

— И развестись нельзя? — спросила как-то Ксения отца Андрея.

— Почему нельзя? Если доказана супружеская измена или если «идиллия» семьи дошла до того, что супруги дерутся друг с другом и могут друг друга искалечить… Если есть тяжелые болезни или один из супругов пропал… Неверие одного из супругов — не повод для разрушения брака, но, если муж или жена ставят условием «или я, или церковь», «или я, или Бог», с ними можно и нужно развестись.

— Ну хорошо, драки можно доказать по показаниям соседей, которые слышат шум, — протянула Ксения. — А как доказать супружескую измену? Допустим, я захочу развестись, совру, что изменила… мол, плохой я человек, многогрешный… Но говорю это, чтобы разрешение получить. И как меня проверить? Хотя, может быть, требуется дать показания, положив руку на Библию…

— Да нет, — усмехнулся отец Андрей. — За разрешением обращаются в епархию. А брак, я уже говорил, — это тоже крест, который надо нести. У многих не хватает сил. Это космическая катастрофа, столкновение двух звездных систем. Разве легко принять в свою жизнь другого человека? Для этого надо словно удвоить свои нервные окончания, научиться боль и радость другого воспринимать как собственные. Настоящая любовь и брак сродни самоубийству — человек перестает жить для себя и в себе и начинает жить для другого. Тяжело — не то слово. И Церковь абсолютно честна: семейный путь — мученический. И на головы молодых при венчании возлагаются именно мученические венцы. Силы… какие там силы… и где их взять?., мужья… любовь… отвлеченные понятия… и она устала… безумно устала… помоги, Господи!..

— А вот грехи… — запнулась Ксения. — У меня подруга, Ольга, та самая, у которой муж в монастыре… Она считает, что у нее ужасные дети: рок-музыка, мода, косметика… Это правда? Разве это такие уж тяжкие грехи?

— Иоанн Златоуст считал, что нападения от детей — наказание за грехи. Что же касается взрослых детей, то опять вспомним Монику. А у русского народа есть даже пословица: «Молитва матери со дна морского поднимет». Но сейчас молодым сложно — под видом православия выходит невообразимая и неудобоваримая мешанина. Навязывается ложная духовность, читаются псевдохристианские проповеди на стадионах и в концертных залах. Православные туда не идут, но идет молодежь, не нащупавшая еще точку опоры, ищущая свою дорогу к храму веры. И чем ее покупают? Бесплатный вход, современная музыка, необременительная проповедь, Евангелие даром. Игра…

Игра, подумала Ксения, опять она, проклятая…

— Ни самоотвержения, ни крестоношения. Юным говорят: «Бог любит вас больше, чем вы сами себя любите, поэтому стоит вам поверить в прощение грехов — и они сразу будут прощены». Легкость какая! Проповедь истинного христианства, например, Иоанном Крестителем начиналась с призыва к покаянию, а это тяжкий и неизбежный внутренний труд.

Ксения помялась.

— Вы уж простите… Но у вас, священников, слишком часто расходятся мнения. И не знаешь, кому и чему верить. Вот, например, мне в церкви женщина за свечным ящиком сказала, что за некрещеных надо ставить свечи великомученику Уару. А потом Сашка прочитал в Интернете на православном сайте, что это ересь — никогда Уар не был покровителем некрещеных.

— Но расхождения во мнениях — это нормально. Мы все живые люди, — улыбнулся отец Андрей. — Есть вещи, в которых мы должны быть едины, а есть пространство разнообразия. Елавное — никогда не настаивать на своем мнении, учитывать взгляды другого. Один из основных принципов христианства замечательно выразил блаженный Августин: «В главном — единство, во второстепенном — многообразие, во всем — любовь». А апостол Павел сказал: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Нам направо, здесь у нас зеленая и тихая улочка.

Они повернули. И ветки деревьев стали методично похлестывать их по макушкам. Ксения поправила платок раз, другой, а потом сняла. Подняла голову. Кто-то неподалеку гонял голубей, безмятежно рисующих в небе круг за кругом.

— В католичестве есть единый незыблемый авторитет, догмат — римский папа. В православии допускаются дискуссии — все та же свобода выбора. Блаженный Августин сказал: «Люби Бога и делай что хочешь». Но миряне порой явлениями одного порядка называют совершенно разные вещи. Например, дочь живет с мужчиной без венчания и вставила в пупок кольцо, сын грубит матери и увлекается компьютерными играми. Первое — нарушение заповедей Божьих, а второе — не грех. Хотя смотря какие игры. И некоторые ортодоксальные монахи считают, что даже серьги — змеи. А православные среди рок-музыкантов? Да Кинчев, например. А что слушает сын вашей подруги?

— Все подряд, — пожала плечами Ксения. Она мучилась без привычной сигареты и злилась все сильнее. — Тоже полная мешанина. И полное отсутствие вкуса и выбора. Лишь бы орало в наушниках. У нас вообще часто получается каша, когда мы свои эстетические, литературные и политические представления и вкусы мешаем с заповедями Божьими и истинами евангельскими, а полученную смесь предлагаем родным.

— И налагаем на них бремена неудобоносимые, — подхватил батюшка. Помолчал. — Знаете, Ксения, большинство проблем с детьми мы создаем себе сами. Считаем обязательным посвящать их в тайны физиологии — иначе как они жить будут? Но обходим молчанием духовные тайны. Эти программы полового воспитания в школах… Еще один шаг на пути к расчеловечиванию. Посвящение во взрослые — всегда таинство, далекое от бесчеловечного языка этих программ — языка чистейшей механики, физиологии… Вместо тайны любви — секреты секса, его техника, не более. У школы есть один потрясающий талант: убивать все, чего она касается, будь то Пушкин или любовь. Нужно вырастить атеистов — введите обязательный Закон Божий. Нужно вырастить импотентов — введите школьное половое воспитание. Нужно отвратить от литературы — начните о ней долбить. Российское учительство сегодня — наша национальная катастрофа. Школу нужно бояться. Уровень невежественности и безнравственности многих наших учителей просто опасен. В школу идут не по призванию, а просто потому, что не нашли другой работы. Поэтому там празднуют Хеллоуин, дают уроки секспросвета и продолжают искажать русскую историю. Воспитание — очень тонкий инструмент. Нужно куда больше чуткости и внимания к ребенку, чем у нас принято уделять, больше уважения к нему как к Божьему созданию. А телевидение?