Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сказал это и, сев в кресло, предоставил мне сходить с ума, потому что со мной в жизни вообще никогда никаких случаев не происходило, а таких – тем более. Я не знал, что ответить, как поступить. И поэтому спросил:
– Ну а дальше что? У вас ведь, наверное, дело какоенибудь ко мне есть?
– Есть, конечно, – ответил старичок, – по части всеобъемлющих основ. Только вы на меня не злитесь, что в отпуске надоедаю. У нас ведь философов нет совсем, поговорить не с кем, а тут – вы приехали. Вот?
Что означало вопросительное «вот», мне было непонятно. А старичок тем временем, не теряя времени, вытащил из-за пазухи какой-то сверток, положил его к себе на колени и продолжил:
– У меня с детства в душе заноза. Одним вопросом мучаюсь, ответа найти не могу, а годы – идут. Стало быть – проходят.
Он подошел к окну.
– Льеть… Только уехали Еремей Тимо… Да, так вот, готовясь к этому разговору, я изучил всю мировую философию. Нельзя же мне в грязь лицом, в самом деле! Как считаете, дядюшка М?
– Всю? – спросил я.
– Всю, – ответил он и многозначительно повертел в руках сверток, – я полдела не привык делать, не такой я дядюшка!
– Но ведь это очень много!
Он недоверчиво посмотрел на свой сверток.
– Что же тогда такое «мало»? Ладно, не в этом дело. Или… Стоп… Мировая, это сколько?
– Сколько чего?
– Всего!
– Философии?
– Да!
– А! – улыбнулся я и почувствовал, что начинаю контролировать ситуацию. – Вопрос «сколько» неправомерен. Философия не измеряется количеством, она вообще ничем не измеряется. А так… Сначала вам следовало бы почитать древнеаккадские и шумерские клинописи, затем – Египет, Греция (отдельно по периодам). Далее – схоластика, Фома Аквинский и тому подобное. Потом рекомендую Абеляра, Леонардо, Бэкона. После… Ну что, после… После пробегите Гегеля хотя бы, Канта… Гоббса, если хотите.
Пока я говорил, мой собеседник усердно моргал. Потом сказал:
– Странно. У меня здесь совсем другие фамилии обозначены.
– Какие же?
– Сейчас. Простите, минуточку… Вот… Дядюшка А, дядюшка Л, дядюшка Б. Что же мне теперь делать?
– Что делать? – я встал и медленно оделся. – Что делать…
За окном лил дождь, тайга сильнее обычного наполняла комнату утренней темнотой. «Делать надо вот что, – подумал я, – надо с ним поговорить. Вероятнее всего, это какойто местный интеллигент-краевед, какие есть в провинции везде и всюду. Они строят собственные философские теории, оформляют их в труды жизни, а при первой возможности дают почитать приезжим знаменитостям. Мудрено ли, что этот дядюшка Я узнал каким-то образом о моем приезде? Не мудрено. И, хотя жаль невыспанного утра, надо поговорить!»
– Ну что же, – сказал я, – изложите мне вашу теорию, как она есть, ничего не бойтесь. В моем лице вы встретите того, кого вам надо.
Старичок улыбнулся.
– Извиняйте, не понял. Теории у меня нету, такие дела! У меня к вам вопрос есть. А уж если захотите, могу изложить теории других великих философов, как то: дядюшки Н, дядюшки Ш, дядюшки…
– Стоп! – сказал я и решил наконец разобраться, что означает вся эта белиберда с дядюшками. – Начнем с дядюшки О!
– Отлично! Я знал, что вы согласитесь, знал, что вы добренький! Сейчас сможете убедиться в моей философической подготовленности! Итак… Ага, ага… Еремей Тимофеевич… Льеть… Дядюшка О был прелюбопытнейший старикан, помещик. Его теорию «О термосах» (полное название «О термосах и погребах») условно можно разбить на один пункт, но, излагая его, следовало бы рассказать о самом дядюшке О, о его жизненном пути.
Родился он в Турецкую, жизнь прожигал во Французскую, а концы отдал в Крымскую. И вот, под самый свой закат, стал заниматься хозяйством, не доверяя ничего приказчику, немцу дядюшке F. За всем следил сам: за уборкой, за окучкой, за прополкой, за посевкой, но более всего увлекся дядюшка О проблемой сохранности собранного урожая. Сам рисовал проект хранилища, сам строил! И понял он в результате одну очень важную вещь: зимой, когда холодно, продукт надо держать в тепле (чтобы не замерз!), а летом, когда тепло, – в холоде (чтобы не испортился!)
– Постойте, – остановил я старичка, – какое это имеет отношение к философской теории?
– А вот какое! Поняв эту важную вещь, дядюшка О пришел домой, надел феску с кисточкой и записал в своем садово-огородном журнале: «Вот что пришло мне на ум: существует среда, находясь в которой человек становится линейномыслящим, закостенелым и заскорузлым. Например, первые годы правления Николая. В этом случае должно вскочить ночью с постели, крикнуть: „Банзай!“ и сказать: „Я свободен!“ Что и делал время от времени Пушкин – выдающийся поэт современности. В его лице мы видели человека освобождающегося – это было хорошо. Но существует и другая среда, когда никто никого особо не гнетет, когда внешняя ситуация не сковывает человека, а разлагает по клеткам, когда не с кем бороться, а значит – невозможно придумать себе формальный смысл жизни. Это – так называемая среда распада. И, что само собой разумеется, глупо, существуя в ней, кричать: „Оковы тяжкие падут!“ Гораздо разумнее проснуться ночью и сказать себе тихо: „Стоп. Где я?“ Можно еще: „Кто я?“, но это пошло эстетически. Иными словами, будучи энергией в оболочке, следует разрывать оболочку, а будучи разъятым на части и неспособным действовать, следует создавать оболочку вокруг себя, дабы накопить энергию. Этот цикл бесконечен и применим к любой форме конфликта между материей и нематерией, за исключением религии, где эти две категории намеренно объединяются, но объединившись, приходят к своему собственному тупику, основывающемуся на законе о бесследном исчезновении энергии. P. S. Пожурить плотника Ермолая за проступки и огрехи!!!»
Я сел в кресло. Помолчал. Происходящее напоминало сказку, но было совершенно неважно, что оно напоминало, потому что какому-то дядюшке О удалось в нескольких предложениях выразить то, о чем я думал уже много лет, думал, но ничего не мог с этим поделать, не мог вразумительно написать на бумаге, не мог…
– Слушайте, – сказал я, все пристальнее вглядываясь в лицо старичка, так как он все сильнее мне кого-то напоминал, – вернее, рассказывайте! Расскажите, например, что-нибудь о дядюшке Н, о его взглядах, а то ведь все – понаслышке, понаслышке!
– Об Н? С удовольствием! Он был путешественником, мореплавателем, таким-этаким бутузом, который пролезет везде и всюду. Понимаете? Бутузом!
– Понимаю.
– Не понимаете! Извините, конечно, дядюшка М, но вы не можете этого понять! Вы, например, бывали в Сенегале?
– Да.
– А в Новой Гвинее?
– Был.
– А… На острове Кергелен?
– Конечно же. А почему…
– Тот самый Кергелен, что слева от Цейлона. Слева, смотря, конечно, откуда посмотреть! Были?!