Настроение у всех было отвратительное, насколько может быть отвратительным настроение богов, которые собрались посмотреть битву двух величайших армий в истории человечества, а вместо неё им показали секундную драку, один из участников которой исчез после первого же удара. Вместо величественного, эпического по своим масштабам и драматизму зрелища они увидели убогую комедию с обделавшимся героем.

В собрание богов бесшумно, низко опустив голову, вошла Афина. Судя по виду, она собиралась разрыдаться, и было отчего: восемь лет она подбирала доспехи и заказала эгиду, с какой не стыдно появиться на величайшем сражении древности, она соткала лучший в своей жизни плащ, который собиралась подарить самому могучему герою, и теперь всё это шло псу под хвост.

Громовержец не без иронии оглядел богов. Ход событий не устраивал и его, но он уже придумал, как вписать этот оборот в свой сложный многоходовый план. Пожалуй, это недоразумение могло даже сыграть ему на руку.

— Что ты опечалилась, дорогая? — ехидно спросил он у Геры. — Или ты всё ещё думаешь, что я помогаю троянцам? Тебе не угодить. Ты же сама хотела, чтобы победили греки. Вот они и победили, а ты, кажется, опять недовольна.

— А чему радоваться? Этот мерзавец Парис остался безнаказанным и может дальше похищать чужих жён, Троя, этот рассадник разврата, стоит как ни в чём не бывало. Сколько лет потрачено впустую! Делай что хочешь — твоя воля, но учти, не все тут с тобой согласны.

— Какая ты, оказывается, кровожадная! Была б твоя воля, ты, я вижу, троянцев живьём бы съела. Что же в них плохого? Они мне регулярно приносят хорошие жертвы.

— Приносят! Мальчиками для забав!

Гера резко указала пальцем на Ганимеда. Громовержец вздохнул:

— Ах, вот оно что! Так ты из-за этого просишь меня уничтожить целый город?

— Конечно, кто я такая, чтобы тебя о чём-то просить! Я не Фетида, не царевна какая-нибудь длинноногая. Я всего лишь твоя жена! Я ведь не прошу Балканы передвинуть или море осушить. Я прошу уничтожить один-единственный город. Ты можешь это сделать просто потому, что я об этом прошу?

Гера не догадывалась, что разговор развивался в точности так, как хотел Зевс. Всем, кто наблюдал за их беседой, казалось, что Гера вот-вот заставит Зевса переменить решение, но на самом деле Зевс уже всё решил и уверенно вёл жену к заранее подготовленным ловушкам.

— Ты всего лишь просишь, чтобы я позволил разрушить мой любимый город. А если бы я захотел разрушить твой любимый город, что бы ты сказала?

Гера нервно рассмеялась:

— Можно подумать, тебе на это нужно моё разрешение! Какой город ты имеешь в виду? Микены? Спарту? Аргос? Да пожалуйста! Разрушай, если охота!

— Как насчёт Карфагена?

Гера бросила на Зевса быстрый злобный взгляд. Зевс усмехнулся:

— Это я так спросил, для примера. Не будем опять ссориться — дело того не стоит.

Он оглядел собрание и добавил:

— Афродиты, я вижу, тут нет, так что скажу, пока она не слышит: она молодец. Хотела спасти Париса и спасла. Вы бы на её месте стали меня просить и канючить, будто я тут единственный бог. А она просто взяла и сделала.

— И ты ей разрешил? — быстро спросила Афина.

— Не припомню, чтобы она спрашивала разрешения, — рассеянно ответил Зевс и, хлопнув ладонями по коленям, встал. — Пойду отдохну. Больше меня попрошу сегодня не беспокоить.

Он повернулся к собранию спиной и вышел, опираясь на плечо Ганимеда.

Гера бросила стремительный взгляд на Афину. «Афина! Быстро!» — прошипела она, но та и сама уже всё сообразила, вскочила и опрометью бросилась к Трое.

А там вовсю праздновали заключение мира. Греки и троянцы братались, пили на брудершафт, обменивались оружием и адресами. Приносились жертвы, готовился праздничный обед.

Грохот металла на мгновение заглушил шум пира. Это Афина так спешила, что зацепилась с разгону за брошенный кем-то щит и, загремев доспехами, растянулась у всех на глазах так, что искры полетели. Но она быстро вскочила и смешалась с толпой веселящихся, и воины в большинстве своём её не заметили, продолжая праздновать, так и не поняв, что это был за шум.

— Прибежала папенькина дочка, — проворчал какой-то грек. — Явилась не запылилась. Сейчас опять начнёт всех за войну агитировать.

— Да нет, — возразил ему какой-то троянец. — Это её, наверное, отец послал, чтобы мир между нами утвердить.

— Ну, дай-то Зевс!

Афина между тем присоединилась к группе ликийцев — троянских союзников и, усевшись в их кругу, небрежно бросила:

— А что, парни, Парис-то каков!

Ликийцы громко расхохотались, приняв слова богини за остроумную шутку. Люди они были простые и любую небрежно сказанную фразу, смысл и назначение которой не понимали, считали шуткой.

— Я думаю, он много дал бы за то, чтобы увидеть сегодня похороны Менелая, — продолжила Афина тем же тоном.

Ликийцы снова расхохотались.

Афина поморщилась, что, впрочем, под шлемом было незаметно, и уже серьёзным тоном повторила свои слова, обращаясь к Пандару — лучшему стрелку среди ликийцев:

— Я думаю, Парис много дал бы тому, кто убьёт Менелая.

Знаменитый стрелок был человек жадный и умом недалёкий.

— Много? — переспросил он. — Сколько много?

— Я думаю, он отдал бы за это всё: золото, серебро, изделия из меди.

— Изделия из меди? Кубки и треножники?

«На что мне приходится идти!» — с тоской подумала Афина. Больше всего на свете она терпеть не могла тупых мужчин, и общение с Пандаром было ей невыносимо, но ради святого дела она готова была стерпеть и это.

— Кубки и треножники, — медленно, стараясь не раздражаться, ответила она. — А ещё подставку для сандалий, инкрустированную слоновой костью.

— Совершенно бесполезная вещь, — задумчиво сказал Пандар. — Хотя… слоновой костью, говоришь, инкрустированная?

— Слоновой костью с золотом! И ножки точёные! — закричала Афина и, не в силах больше выдерживать этот разговор, вскочила и покинула ликийцев.

Посеянные ей семена упали в основательно унавоженную, хоть и не очень плодородную почву. Немного поразмыслив, Пандар еле слышно проговорил: «Ножки точёные!» — и вслух сказал:

— Мужики, прикройте меня.

Ликийцы встали, закрыв его щитами, чтобы греки не могли увидеть, что он делает. А Пандар достал лук, натянул тетиву, вложил стрелу, прицелился в Менелая, беседовавшего неподалёку с Агамемноном, и, коротко попросив помощи у Аполлона, выстрелил.

Афина наблюдала за этим, довольная, что её слова не пропали даром. Но, готовя покушение на Менелая, она вовсе не хотела его смерти.

— Менелай, берегись! — закричала она.