Снова почувствовав почву под ногами, богиня войны закачалась и замахала руками, чтобы удержать равновесие. Ей это сравнительно быстро удалось.

— В чём дело, Афина? — спросил Зевс.

— А чего ты меня спрашиваешь?! Его спроси! Я участвовала в битве. Я помогала самому отважному, самому мужественному, самому могучему из всех земново… Земнородных.

Близкий удар грома заставил Афину втянуть голову в плечи.

— А ну, дыхни! — потребовал Зевс.

— Это ещё зачем? — пробормотала Афина.

— Сама знаешь зачем!

— Папа! — взвизгнула Афина. — Это тиранство! Я богиня мудрости! Могу я раз в жизни…

— Можешь, — буркнул Зевс. — Арес, отведи богиню мудрости домой — пусть проспится.

— Не имеете права! Я совершеннолетняя!

— Совершеннолетняя она! — проворчал Зевс. — Совершеннолетняя будешь, когда замуж выйдешь, а пока я за тебя отвечаю.

Итак, боги покинули поле битвы, но бой продолжался и без них.

Греки вошли в раж, и сражение всё больше оборачивалось в их пользу. Опьянённый успехом Агамемнон приказал не брать пленных и не прекращать бой до тех пор, пока троянцы не будут убиты все до последнего. Он сам добивал раненых врагов, подавая пример остальным. Нестор распорядился не брать и трофеи, поскольку раздевание трупов замедляло продвижение вперёд и всё больше бойцов, оставляя поле боя, убегали в лагерь, чтобы унести собранные доспехи.

Без помощи Ареса троянцы отступали по всему фронту, хотя Афина грекам уже не помогала, а оставленный ей Диомед больше не свирепствовал.

Свирепства и бессистемная рубка вообще были не в характере Диомеда. Он любил воевать спокойно, без спешки, как это делали не только герои древности, но и их далёкие потомки. Изящные поединки, проводимые за приятной беседой по всем правилам фехтовального искусства, известны нам не только из старинного эпоса, но и из более поздних романов.

Вот и сейчас Диомед не торопясь катался по полю брани в поисках достойных соперников и интересных собеседников. Первые встретившиеся ему троянцы показали себя неудачными партнёрами, после нескольких ударов предпочтя общение с Аидом беседе с благородным Диомедом.

Наконец, он встретил противника, который не только мастерски отбил его удары, но даже и сам произвёл несколько опасных выпадов. Бой с ним обещал быть долгим и интересным, и Диомед приступил к беседе:

— Не будет ли нескромным с моей стороны, сударь, спросить, с кем я имею честь скрестить копья? — начал он. — Кажется, нам ещё не доводилось встречаться, но, судя по вашему умению владеть оружием, вы положительно выделяетесь из общей массы невежд и дилетантов, которые воображают, что, взяв в руки копьё, они уже становятся героями. К сожалению, вынужден вас предупредить, что, вступив в бой со мною, вы сделали неудачный выбор. Я приношу несчастье. Многие благородные воины, с которыми мне сегодня довелось встретиться, получили травмы, несовместимые с жизнью.

Сказав это, Диомед вспомнил события сегодняшнего дня, и внутри у него похолодело. Он действительно доставил Аиду немало клиентов, но ведь дело этим не ограничилось. Чтобы как-то оправдаться, хотя бы перед самим собой, он поспешно добавил:

— Впрочем, сударь, если вы бог, то лучше сразу это скажите — я уважительно отношусь к богам и надеюсь, что те из них, кто по недоразумению пострадал от меня, быстро поправят своё здоровье и не станут обижаться. Право же, сердить богов вовсе не в моих правилах, я не одобряю нечестивцев, считающих допустимым поднимать на них руку, и думаю, что небесные кары, которые за это назначаются, абсолютно оправданны и справедливы.

— Простите, уважаемый Диомед Тидеевич, что сам первый не представился, — галантно ответил его противник, ловко уклоняясь от удара. — Нынешний бой порождает такую суету, что невольно забываешь о приличиях и хороших манерах. К тому же мне показалось, что мои имя и происхождение не должны вас заинтересовать, ибо все мы суть несчётные листья, коие ветер, срывая с ветвей деревьев, несёт по необъятной земле и которые неизменно с каждой весной сменяются новой зеленью, не ведающей о том, что произрастало на этих ветвях прежде. Впрочем, если вы это действительно хотите знать, то я охотно расскажу вам о себе.

Мой род происходит от небезызвестного царя Сизифа Эоловича, оставившего своей хитростью глубокий след в памяти как смертных, так и богов. Сына его звали Главком, красоту, доблесть и изысканные манеры которого унаследовал его сын Беллерофонт.

На его долю выпало немало трудных испытаний, но началось всё с незатейливой интрижки, какие, увы, часто случаются в наше время. Жена его покровителя стала склонять его к предосудительной связи, надеюсь, вы понимаете, о чём я. Он же, будучи порядочным человеком, прямо сказал ей, что отношения такого рода между ним и женой его друга невозможны, чем вызвал её гнев, и она оклеветала его перед мужем, утверждая, что он своими грубыми действиями понуждал её к супружеской неверности. Разгневанный муж, однако, не решился сам причинить вред Беллерофонту и отослал его к своему родственнику — ликийскому царю, поручив передать письмо, содержащее просьбу предать смерти того, кто это письмо доставит.

Когда он прибыл на место, ликийский царь, в соответствии с обычаем того времени, девять дней угощал его, прежде чем приступить к разговору о делах. Когда же на десятый день он прочёл привезённое Беллерофонтом письмо, то немедленно послал своего гостя сражаться с Химерой — чудовищем, порождённым самими богами. Рассказывают, что у неё была голова льва, тело козы и змеиный хвост. Победить её представлялось невозможным, но Афина, благосклонно относившаяся к Беллерофонту, дала ему Пегаса — крылатого коня, который обычно катает поэтов в парке на горе Парнас, но также вполне пригоден и для боевого использования. После победы над Химерой царь послал его воевать с солимами, но и из этой ужасной битвы он вышел победителем. Впоследствии он победил амазонок, и царь послал своих храбрейших подданных, чтобы они из засады убили Беллерофонта, но никто из них не вернулся живым. Поражённый силой, доблестью и благородными манерами моего предка, царь тогда отдал ему в жёны свою дочь и полцарства в придачу.

Сам же Беллерофонт под старость, к сожалению, совершенно выжил из ума и умер в безвестности, оставленный богами и родными.

Мой же отец Гипполох — один из сыновей Беллерофонта, отправляя меня сюда, велел не посрамить наш знаменитый род и в боях прославить моё имя.

Диомед воткнул копьё в землю и обнял своего противника.

— Главк! — закричал он. — Что ж ты сразу, подлец, не сказал, что ты сын Гипполоха?! Ведь наши родители домами дружили! Твой дед Беллерофонт как-то двадцать дней у моего деда гостил. Он нам тогда подарил замечательный золотой кубок, который у меня сейчас, к сожалению, не с собой. Вот так и стоит иной раз сходить на войну, чтобы встретить друзей семьи. Жаль, что обстоятельства сейчас не позволяют, а то б сели, поговорили, пропустили б по чарочке-другой.