От офиса стремительно шла — почти бежала — Булыгина. Она летела прямо на него, и он успел испугаться, но нет, она же не знала его в лицо! Повезло, подумал служивый. Еще полминуты — и такая бы началась канитель…

Он хлопнул себя по лбу, как человек, который что-то вспомнил, вернулся к «жигулям» — и, сам не зная зачем, быстро вырулил следом за ее машиной.

Он гнал за ней в слабом летнем потоке. Его вело предчувствие, и вело не зря: в сердце растеклась темная радость, когда он догадался, куда она едет.

О! Вот сейчас он и отыграется.

Судьба плюнула в душу оспяному старлею весной, но вдруг улыбнулась широкой летней улыбкой, и он ехал за провинившейся шмарой — ехал, предвкушая немыслимый расчет…

Она чуть не попала под машину, когда переходила дорогу. Ее стало колотить еще у компьютера; ни о каком пресс-релизе уже не могло быть и речи — она боялась не дожить человеком до заветной квартиры.

Машину бросила прямо у дома — прятаться было уже незачем. Код подъезда пальцы знали наизусть, но пальцы дрожали и все удалось только со второго раза. Булыгина привычно тянула на себя тяжелую металлическую дверь, когда чья-то рука помогла ей.

«Спасибо», — буркнула она. «Пожалуйста», — ответил человек неуловимо знакомым голосом, и, не глядя на него, она ринулась в подъезд, привычно набрав впрок побольше воздуха. Пахло — все равно пахло! — ссаками и еще какой-то дрянью.

Она успела нажать кнопку вызова и отправить дразнящую эсэмэску на восьмой этаж, когда этот человек снова возник рядом: он тоже ждал лифта. Она скривилась в досаде — ей было невмоготу чужое присутствие, ее разрывало близким освобождением, она считала секунды…

Точным незабытым жестом Булыгина щелкнула цифрой «восемь». Двери закрылись, и лифт, подрагивая, пополз наверх. Она еще успела удивиться тому, что вошедший вместе с ней не нажал никакой кнопки…

Она не закричала. Она не успела даже вздохнуть — лифт стоял, и каменная рука сжимала ее горло, а шершавые пальцы уже хозяйничали в блузке. Водянистые глаза блестели возле самых ее глаз.

— Ах ты, блядь… — хрипло шептал человек, и щека, побитая оспой, терлась о ее щеку. — Я тебя отучу ходить налево, блядь…

Она вскрикнула и чуть не вырвалась от нового ужаса, но запястья были уже вывернуты назад и схвачены мертвой хваткой.

— Тихо, ты! Будь умницей. Мы ведь никому не скажем, да? — ощериваясь улыбкой, страшный человек выдыхал ей слова прямо в лицо. Она почти теряла сознание от его запаха. — Кому ты скажешь? Никому ты не скажешь…

Отвратительный рот уже слюнявил ее шею.

— Давай, сучка, давай… Ну! — Служивый коротко залепил ей по лицу. — Я шучу с тобой, что ли?

Оспяной человек ломал ее, заводясь от тонкого воя, от жалкого бессильного сопротивления, и сладкая власть кружила ему голову еще с полминуты. Потом он почувствовал, как изменился запах.

В следующую секунду ладонь, копавшуюся в шелке белья, обжег пористый покров, и в грудь мощно уперлось что-то острое. Он увидел в сантиметре от себя раскрытый внимательный глаз с вертикальной прорезью в зрачке и закричал.

«Уже здесь».

Она всегда посылала эту эсэмэску, когда до блаженства оставались секунды. Его айфон звенел двойным колокольчиком, и спустя несколько перебоев сердца лифт со стуком останавливался на восьмом этаже. Движение этого лифта Пинский слышал сквозь стены, и ей не приходилось звонить — дверь распахивалась, когда до порога оставался один шаг.

«Уже здесь», — написала она, и это означало: сейчас жизнь начнется заново. Но прошла минута, и еще одна, а ее не было, а был странный глухой звук снаружи, и Пинский вышел на лестничную клетку.

Кабину лифта колотило где-то внизу.

Прыжками, через ступеньку, Пинский понесся навстречу звуку. Он миновал несколько пролетов, когда лифт, не переставая биться, как в конвульсиях, двинулся наверх, остановился толчком, снова поехал — и проехал мимо, набухая мужским криком. Пинский рванул по лестнице следом.

Лифт проскочил и восьмой, и девятый и встал где-то совсем наверху.

Курить вредно — это задыхающийся Пинский понял очень скоро. Но еще вреднее для здоровья вызывать на себя ярость рептилии…

Навстречу ему, цепляясь за перила, рывками сползал вниз по лестнице окровавленный человек. Колбаса мертвой ноги волочилась по ступенькам. Внезапно увидев перед собой Пинского, человек почему-то закричал.

Холодея от догадки, Пинский продолжил бег наверх. Уже почти зная, что ему предстоит увидеть, он нажал на темную кнопку вызова, и двери кабины открылись.

Знание не помогло, и он отпрянул.

— О-о, нет… — простонал Пинский. — Черт возьми, нет!

Крокодилица вырвалась из лифта и заметалась по лестничной клетке.

Искать Булыгину начали, понятное дело, тем же вечером. Где именно искать, догадаться было нетрудно — билинг был красноречивее некуда, да и мотив прослеживался.

Сиреневый BMW нашелся у подъезда, где проживал, в соответствии с регистрацией, Пинский В.П, 1970 г.р., и это сулило раскрытие по горячим следам. На восьмой этаж нагрянули немедленно, но ничего там не нашли, кроме дурацкого зоопарка на дому. Богема, твою мать, еще бы слона завел!

Попугай, напоследок, сообщил следакам про антинародный режим (а то они не знали). Облом, короче.

Телефон Булыгиной не отвечал, а потом отключился (кто-то из жильцов успел прибрать сумочку «Луи Виттон» с новейшим айфоном внутри).

В лифте и на лестничной клетке были обнаружены следы крови, но это была не ее кровь и не его. У торца дома соседи видели какие-то «жигули», но номера не запомнили. Другие соседи подтвердили: джип Пинского весь день простоял у подъезда.

Подавленного документалиста для порядка увезли, но к вечеру отпустили: на него ничего не было. Да, Булыгина собиралась приехать; да, отношения. Да, прислала эсэмэску, но — нет, не приехала.

— Вы не видели ее вчера?

Чуть подумав, Пинский ответил: нет.

За ним, конечно, установили слежку, но без толку: ни звонков, ни попытки бегства, ничего. Агентство «Лайф-ньюс», первым сообщившее о сенсации, обещало держать в курсе дела, но всех опередила «Комсомольская правда», сообщившая, со ссылкой на источник в спецслужбах, что пропажа Ольги Булыгиной, возможно, связана с интересом американских спецслужб к российским инновациям, которые курировал ее муж…

Новость продержалась в «топах» недолго — ее смела иная новизна: замначальника кузбасского МЧС зарубил брата лопатой, Собчак отомстила Илье Пономареву, депутат Милонов запретил певице Мадонне снимать штаны во время концерта…

Ничего этого Пинский не узнал.

Он давно не читал новостей, а с того проклятого дня одичал окончательно. По целым дням он сидел на кухне и разговаривал с печальной рептилией, уже почти не открывавшей глаз.