Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы-ы ведь из Рос-сии… Вы-ы со-оотечественник…Объясни-ите мне, ка-ак попа-асть.., как это.., лопа-асть в Кие-ентиш Та-аун.
Что-то в нем Чифу не понравилось, какая-то была в немненатуральность, да, кроме того, он и не знал, как попасть в этот Кентиш Таун.Он довольно грубо отшил соотечественника, тот не слишком расстроился, сел всерый «фольксваген» и уехал.
Вдруг Чифа как будто что-то ударило.
Он сунул руку во внутренний карман пальто… Картины не было!
И тут он расхохотался! Его, профессионального убийцу, начьей совести больше покойников, чем в хорошей футбольной команде игроков, его,Чифа, как вульгарного лоха, обчистил в Англии свой, русский мелкий карманник!
Несколько англичан, вместе с ним дожидавшихся поезда наплатформе, в свойственной им невозмутимой манере, наблюдали, как худощавыйджентльмен, по-видимому только что прибывший в Лондон, хохочет, вытирая носовымплатком выступившие от смеха слезы.
В последующие две недели после визита в институт следователяГромовой Надежда взяла себе за правило гулять в обеденный перерыв. В любуюпогоду хоть дождь, хоть снег, хоть мороз, она одевалась и шла на улицу. СанСаныч обедал в это время в столовой, а сотрудникам Надежда объясняла, что ходитпо магазинам, ведь так много всего нужно купить. Никто не удивлялся, еще бы,такое событие предстоит! По магазинам Надежда действительно ходила, но делобыло не только в этом. По пути на работу и с работы она шла проходными дворамии во дворе дома на Тверской высматривала маму Люси Поливановой, которая, пословам Люськи, должна была сидеть на лавочке во дворе и все про всех знать. В концевторой недели ее усилия увенчались успехом. Был ясный день, морозец небольшой,Люсина мама сидела на лавочке и скучала. Она очень обрадовалась Надежде,пригласила в гости. Они чудно поболтали, и дело кончилось тем, что Надеждаопоздала на работу с обеда. Вахтерша отобрала пропуск, но даже это не смоглоиспортить Надежде настроение. Она влетела в комнату румяная от мороза,проскочила прямо в кабинет к Сан Санычу, бросив по дороге сумки на чужой стол.
— Саша, он уехал!
— Что?
— Ты понимаешь, он уехал! Рубцов уехал совсем! К себедомой, в свою Березовку или куда там, я не помню.
— Да что ты говоришь?
— Да, Люськина мама мне рассказала Уехал после Новогогода, дня через три, вот как уволился от нас, так в тот же вечер и уехалнасовсем.
— Может быть, просто в отпуск, мать повидать?
— Нет, Люськина мама так удивилась, что даже соседкуспросила, Рубцова тещу, где, мол, ваш зять-то? А та на нее так зыркнула иговорит: «И не спрашивайте меня ни о чем, слышать о нем не хочу!»
Надежда, не стесняясь прозрачной стенки, обняла его прямо вкабинете.
— Ох, Сашенька, как я рада, просто камень с душисвалился! Только сейчас поняла, как я боялась.
— Надежда, люди смотрят.
— А, все равно, пусть видят, как я тебя люблю, изавидуют.
Он не смог сдержать улыбку.
Андрей Рубцов проснулся оттого, что мартовское яркое солнцепробивалось в щель между занавесками и светило ему в лицо. Морщась, он открылглаза и сразу зажмурился от боли. Он потрогал бровь: похоже, синяк. И где этоон вчера так приложился? Он сел в кровати, отвернулся от окна и открыл глаза.Когда комната перестала кружиться перед глазами, он спустил ноги на пол и тутобнаружил, что спал в брюках, носках и рубашке. Очевидно, матери надоело егораздевать. Вставать не хотелось, но еще больше хотелось пить. Он прошлепал вкухню, глотнул воды из чайника, глянул на ходики — полдень. Мать на работе,придет нескоро, а придет — начнет пилить и жаловаться. Правда, в последнеевремя он что-то не слышал от нее упреков. Махнула на него рукой, ну и пусть! Вкомнате было прохладно, очевидно, мать с утра не затопила. Он дополз докровати, лег и стал вспоминать. Так уж повелось, что после пробуждения, в любоевремя, он начинал думать о том, как тогда, почти три месяца назад, сразу послеНового года тесть пробурчал ему, чтобы он на работе подавал заявление об уходеи увольнялся как можно быстрее, он все уладит. Андрей обрадовался, написалзаявление, получил обходной, еще перед бабами, как дурак, расхвастался.
Тесть велел позвонить ему на работу, когда Андрей получитокончательный расчет и трудовую книжку. Андрей так и сделал, а когда шел домойвечером, к нему подошли двое, ловко защелкнули наручники, затащили в машину иотвезли куда-то за город в пустынное место, но не очень далеко. Там онивытащили его из машины и при свете фонарика показали ему папку с фотографиями,где он был рядом с Мариной на квартире у Володи Тихонова. Пока он с ужасомсмотрел на фотографии, один парень коротко на словах объяснил ему суть дела, даон и сам уже понял, что этой папки достаточно, чтобы засадить его до концадней. От отчаяния он сдуру ляпнул, что его тесть — крупный начальник и не дастего в обиду. Тогда они избили его, но не очень сильно, в их планы сейчас невходило, чтобы он попал в больницу, бросили в грязь на колени, и один из нихделовым тоном прочитал ему краткую инструкцию до дальнейшему поведению:
— Ты с работы уволился? Молодец! Сейчас поедем домой,соберешь манатки — и на родину, к маме; и там сидеть, носа не высовывать!Только пикни или появись здесь — эти бумажки прямо в прокуратуру попадут!
И чтобы там, в своей Корытовке, и вякнуть не смел, где жил,на ком женат был, фамилию эту забудь! Все понял?
Он не посмел протестовать. Они отвезли его домой, двоеподнялись с ним в квартиру. Тестя не было видно. Видя, что он прислушивается,на него прикрикнули:
— Ты головой не крути, а собирай давай вещи, документыне забудь.
Он собрал вещи наспех, но они велели забирать все, всеЛенкины подарки. Получились чемодан и сумка. Они отобрали у него ключи от домаи от машины. Потом все вышли, один из парней аккуратно запер двери, Андреяпосадили в машину и повезли на вокзал. Они проводили его до вагона, и пока одинтрепался с проводницей и отдавал ей билет, второй провел Андрея в купе иоставался там до тех пор, пока по радио не попросили провожающих покинуть вагон.На прощание парень еще раз напомнил Андрею, что он уезжает из города навсегда.Андрей промолчал, он не мог поверить, считал все это дурным сном. Когда поездтронулся, он долго сидел, закрыв лицо руками, потом вышел в коридор покурить.Достав сигареты, он стал искать зажигалку, и в кармане рубашки обнаружилпаспорт. Он машинально раскрыл его, пролистал, увидел два свежих штампа оразводе и о выписке из дома на Тверской. И тогда он понял, что все, что с нимслучилось за последние несколько часов, — это совсем не сон.
Как всегда, когда он в своих воспоминаниях доходил до этогоместа, Андрей почувствовал неудержимое желание выпить.
В магазине водка бывала, но не каждый день, зато всегда влюбое время можно было достать самогон у Игнатьевны и ее дочки Верки.Игнатьевне было за восемьдесят, а Верке — под шестьдесят, но иначе как Веркойее никто не называл. Игнатьевна гнала самогон и продавала его, а Верказанималась добычей сырья, то есть сахара. Правда, в последнее время мужики былинедовольны Игнатьевной, говорили, что вместо сахара она добавляет всякоедерьмо, самогон получался мутный и слабый, и тогда надо сбавлять цену, ноИгнатьевна бодро отругивалась матом, а цену не сбавляла.