Они обошли приземистое двухэтажное строение и приблизились к его дверям.

– Но почему вы не оставите этот чип здесь? – поинтересовался Бел. – Своей супруге, к примеру? Вдруг с вами что-нибудь случится? Ведь, как я понял, если вовремя не задействовать его, то энергия не напитается в эти самые емкости, и Цилиндр начнет распадаться?

– Все так, но дело в том, что реле приемника настроено на мой ментальный индекс. Если его вставит кто-то другой, то ничего не произойдет. – Фокусник отворил перед ними дверь и добавил: – Прошу. Радагар должен был уже все подготовить…

– Да, но зачем надо было настраивать это реле на вас? – не сдавался Бел, следом за Деборой проходя по короткому коридору в комнату, где их поджидал толстяк. – Почему…

– Ну вот, – перебил Пук. – Я тут вам поесть кой-чего сообразил. – Он указал на стоящий под зарешеченным окошком стол. – Бывайте здоровы…

Радагар поспешно выкатился на коротких ножках из комнаты, миновав при этом фокусника, который остановился в дверях.

– Спасибо, – машинально поблагодарил де Фей, увидев коробку с сухарями и стеклянный кувшин с водой. – Очень… мило. И все же, почему…

– Потому, – произнес незнакомый голос, – что хотя я и позволил командовать здесь жене, я никогда не собирался выпускать эту реальность из своих рук. И ты тоже не сможешь помешать мне.

Бела с Деборой повернулись.

– Но я и не собирался… – начал Белаван и замолчал.

Тусклый свет лампочки под потолком озарял стоящую в дверях сухопарую фигуру, высвечивая и подчеркивая детали, которых не было видно раньше, – пролегшие от уголков рта глубокие морщины, поджатые бледные губы, сощуренные глаза… Белу вдруг стало ясно, что перед ними уже не пожилой чудаковатый фокусник-любитель, который только что рассказывал о своей неудачной жизни.

Нет, в дверях стоял жесткий, самоуверенный принципал, привыкший походя распоряжаться чужими судьбами. Белаван заметил, что они с Деборой находятся уже в другом конце комнаты, перед столом, а их провожатый все еще стоит на пороге.

– Все проверил, – донесся из глубины темного коридора голос толстяка. – Крепко и надежно!

– Что вы хотите этим сказать? – спросил де Фей.

– Я хочу сказать, что не позволю какому-то пришлому выскочке носиться по Кабуке и смущать умы аборигенов, уже почти смирившихся с властью Посвященной Шанго. Но и назад я вернуть тебя не могу. Ты знаешь тайну Цилиндра.

– Но тогда… – начал Бел, шагнув к дверям.

– Я еще подумаю, но, кажется, Гиблая Яма станет наилучшим вариантом.

Прежде чем Бел успел сделать еще один шаг, дверь захлопнулась и щелкнул замок.

– Я рассчитывал, что когда они появятся здесь, – повторил Антон Левенгук, – то окажут сопротивление, не поверят мне так легко. Поэтому и искал бойскаутский набор… – Он похлопал по блестящим побрякушкам на своем ремне. – Здесь еще ножные манипуляторы-ходули «семимили», химический маркер и путанка.

– А это? – Пук опасливо указал на массивное устройство в руках фокусника.

– О, это супероружие. У этой модели четыре активные функции. – Фокусник указал на переключатель со стрелкой под предохранительной скобой. Возле стрелки полукругом располагались четыре символа, каждый обозначал одну из функций – две волнистые линии, скрипичный ключ, изображенный в профиль человеческий нос и широко раскрытый глаз. Стрелка указывала на волнистые линии.

– Это значит «вибрация», – пояснил Левенгук. – А еще возможны назальная, вербальная и визуальная атаки. Жаль только, по правилам ZARNICY лурдским бойскаутам в борьбе против Одноглазого Джошуа и другими врагами разрешается использовать каждую функцию лишь по одному разу. После этого они автоматически выключаются. Вибрацией я остановил пирата, так что теперь у меня осталось три возможности. Я люблю оружие…

– Да уж, – кисло заметил толстяк. – Вижу. Они расположились в той самой рубке Стопы Санчи, где некоторое время назад Левенгук с супругой через мониторы наблюдали за передвижением фуникулера. Теперь на экранах в ультрафиолетовом диапазоне виднелись участки внешнего охранного периметра Санчи.

– Так они развесили уши, пока ты вещал о таинствах Конгломерата, и пришли прямиком в подготовленную мною комнату? Не задавая вопросов?

– Ну, они задали пару вопросов, но те касались происшедшего с Кабукой и моей роли в этом, а не того, что с ними будет дальше. Где Шангалла?

Пукковиц пожал плечами и зевнул.

– Наверное, дрыхнет в своей опочивальне.

– Одна? – уточнил Левенгук.

– По-видимому. А что, тебя это интересует? Фокусник поразмыслил.

– Вообще-то, нет.

– Ну, так или иначе, я ни разу не замечал… Да тут, собственно, кроме меня, и нет никого… Ха! – представить себе Шангуху в постели, занимающуюся всякой ерундой с кем-нибудь, это… это… – Радагар махнул рукой, признавая свою неспособность подобрать удовлетворительную аналогию. – Нелепо.

– Да, – задумчиво согласился фокусник. – Именно она в свое время отказалась завести ребенка.

– Наверное, заявила, что беременность и роды в принципе уничижают ее феминодостоинство и… э-э… нивелируют гражданскую феминосознательность?

– Что-то вроде того и даже в похожих выражениях. Правда, я не настаивал…

– Я, знаешь ли, ненавижу детей! – заявил вдруг Радагар с чувством, но потом решил, что это звучит чересчур круто даже для такого законченного прожженного циника, как он, и поправился: – То есть эти вопящие, эгоистичные недомерки, конечно же, цветы нашей жизни… Можно даже сказать, отрада наших сердец, на которую мы возлагаем все наши надежды и чаяния… И я просто-таки обожаю их… На расстоянии метров, то есть миль пятисот, м-да..

Они многозначительно помолчали, рассматривая зеленоватые тени на экранах. Наружные микрофоны доносили шелест океанских волн и осыпающейся по склону Стены гальки.

– Надо связаться с Разрядником, – вспомнил Левенгук. – Интересное совпадение – человек, ставший причиной глобальной катастрофы, твой сводный брат… Как у него дела?

– А! – перебил Пукковиц, дотягиваясь до консоли управления и что-то подкручивая там. – У моего умницы сводного братца? У этой гениальной, изощренной, изобретательной башки? Переполненной всякими-разными мыслями о сокровенных таинствах сущего? – Он нажал на кнопку, и со среднего экрана исчезла картинка темно-зеленой аллеи. – Короче, у этого психованного, эмоционально неуравновешенного холерического кретина, развалившего Эгиду и превратившего Зенит в ассорти-начинку для пирога?

– Вижу, ты и его ненавидишь, – отметил фокусник.

– Во всяком случае, ненавидел, пока мы были детьми. Теперь я просто горько смеюсь над ним.

– Не он развалил Эгиду, Радагар. Он лишь создал устройство, включение которого привело к большой деформации.