Даже у Юли, пережившей страшные события в своей жизни, мурашки поползли по коже, когда она представляла ту ночь, о которой рассказывал Тимка. Но что поразительно – ни слез, ни особых переживаний в мальчишке не наблюдалось. Неужели у детей защитные силы крепче? Юля на опыте знала, как взрослые в подобных обстоятельствах сходили с ума.

– Тимочка... а тебе кто-нибудь из милиции задавал вопросы? Про то, что делали твои родители, где ты был, спрашивали?

– Конечно. Но, я же не дурак. Я услышал, как врачиха из «Скорой» сказала дяденьке из милиции слово «летальность». Знаешь, что такое летальность? Это смерть.

– Мда... ты слишком много знаешь для своего возраста.

– Тут и знать нечего. Ты что, не смотрела кино? Там часто говорят это слово. Юля, антрацит – это же уголь, я узнавал. А угля в спальне не было. Они забыли подсыпать?

– Тимочка, а что ты отвечал на вопросы милиции? – вернулась она к главному вопросу.

– Понимаешь, когда я услышал про эту самую летальность, то понял, что маму и папу не коньяк заставили выпить – их отравили. А милиция и врачи не догадались, представляешь? Еще я понял, почему папа меня спрятал: если те люди узнают, что я все видел, мне тоже яду подсыплют. А я хочу вырасти, найти тех, кто тогда приходил... я их запомнил.

– Но ты же не хотел взрослеть, – напомнила она.

– Не хотел. Но надо. Поэтому я сказал милиции, что ничего не знаю, потому что спал в комнате под крышей. Они отстали.

– Милый мой... – погладила его по щеке Юля. – Представляю, как тебе было страшно.

– Было, но не очень. Я ж думал, они спят... Юля, тебе мат.

– Где?

– Вот. – Указал он на шахматную доску.

– Быть этого не может! – наигранно расстроилась она. – У меня никто не выигрывает! Ни Дар, ни Гера, ни Вий.

– И я бы не выиграл, – с серьезной миной сказал Тимофей. – Я тебя заговорил, так что эта игра была нечестная. Но зато я получил доказательство, что при рассеянном внимании человек допускает много ошибок. Давай сначала?

– Тима, можно я расскажу все Дару, Гере и Вию?

– Ты считаешь, нужно?

– Обязательно, поверь мне.

– Тогда я сам расскажу. Девчонки любят все переврать.

В это время в комнату вошли Осокин, Герасим и Вий.

Люда предполагала, что Степан Михайлович не удержится и вернется домой не один, привезет следователя. Конечно, сделает он это из благих побуждений, желая помочь ей, а толкнет в тюрьму. Едва он ушел, она собралась, накрасила до неузнаваемости лицо, надела вещи, которые одолжила ей Юля, на голову парик и поехала к дому покойной бабушки Герасима. И никого не застала там, только собака лаяла. Люда жутко расстроилась, потому что теперь ей действительно деваться было некуда. Последние деньги она потратила на троллейбус и автобус. Но вспомнила: когда придумывали план, Герасим и Дар собирались жить в городе. Пешком – зайцем ездить она не привыкла – Люда поплелась к дому Герасима.

Долго шла, устала, захотела есть. Ее ждало еще одно разочарование – там она тоже никого не застала. Люда погуляла по городу, еще раз пришла к Герасиму – никто не открыл. А время было уже позднее. В Юлькином наряде Люда промерзла до костей. Куда же идти? Где можно хотя бы посидеть в тепле? Придумала – на вокзале!

Там, в зале ожидания действительно после зимней улицы было тепло. Люда села напротив крупной женщины. Про таких говорят – дебелая. На ней песцовая шуба, на пальцах кольца, на ногах дорогие сапоги. Женщина ела пирожок, запивая минеральной водой, и по всему было видно: проблем у нее ноль. «Хоть бы воды попить», – подумала Люда, глядя на пышку в песцах. А бесплатная вода – в туалете, но туда не попасть, потому что туалет платный. Она полезла в карман, достала мелочь, пересчитала. Не хватает трех рублей. А в магазине ей должны за полмесяца. Но там наверняка, выражаясь языком Вия, ее пасут. Что если попросить у этой, в песцах? Всего-то три рубля. Нет, стыдно. Хотя а что тут, собственно, такого? От нее не убудет. Пошлет – Люда пойдет на место. Она встала, постояла немного и все же подошла к женщине:

– Извините, пожалуйста, вы не могли бы дать три рубля? Мне не хватает на туалет. Если вы дадите свой адрес, я вам верну... пришлю.

Марьяна, дожевывая пирожок, без интереса изучала худышку в фирменных шмотках и размалеванную, как новогодняя открытка. Судя по всему, это проститутка, которой сегодня не повезло. Да и как повезет такой? Вид несчастный и виноватый, вот-вот расплачется, подержаться не за что, ее, наверное, год надо откармливать до нормального состояния. Правда, и Марьяне последнее время не слишком-то везет, а если руку на сердце положить – чем она лучше этой размалеванной доски? Ведь тоже фактически работала проституткой у Фисуна... Она прониклась жалостью к панельной девице, к тому же скучно одной. Марьяна выпила пару глотков, сунула бутылочку в сумку и сказала:

– Пошли. Мне тоже в туалет надо.

Она заплатила за себя и за проститутку, а в кабинке ее потянуло на философию:

– Блин, что за жизнь, а? Не пописаешь бесплатно. А если нет денег, что делать? На улице не только зад отмерзнет, но и менты оштрафуют. Никуда без денег. А некоторым лишь бы языком покалякать: такие-сякие девчата, продаются из-за бабок. Лучше б показали, как эти бабки рисовать. Правильно, говорю?

– Правильно, – согласилась Людмила.

Марьяна уже с интересом наблюдала, как девица тщательно моет руки, как потом, подставив ладошку под струю, с жадностью пьет из нее.

– Ты не проститутка, – сделала вывод она.

– Нет, – вытираясь салфеткой, сказала Люда.

– А чего размалевалась, как они?

– Чтоб не узнали меня.

– Ты от кого-то прячешься?

– Убегаю.

– Ой, – всплеснула руками Марьяна, – так мы с тобой подруги по несчастью! Чего смотришь? Я тоже убежала от одного... Напал на меня, скотина, прямо в доме. Постой, ты ж, наверное, есть хочешь? Хочешь, хочешь, я вижу. Идем.

Повинуясь, Людмила пришла за нею в кафетерий, по дороге познакомились. Марьяна стразу же потребовала обращаться к ней на «ты», потому что церемоний и всяких там «извините-подвиньтесь» она терпеть не может. Указала на прилавок.

– Выбирай!

– Неудобно...

– Неудобно спать на потолке, одеяло спадает. – Марьяна рассмеялась глупой шутке, после повернулась к буфетчице: – Нам из мяса что-нибудь. Котлеты и сосиски не надо, там мяса днем с огнем не найдешь. Курицу дайте, хлеба и воды. Людка! Беги, займи столик, вон там, где мужики только что встали.

Люда ждала ее, скромно сложив руки на коленях. Вскоре Марьяна принесла еду, сдвинула грязную одноразовую посуду на краешек и поставила тарелки перед Людой:

– Ешь.

– Но мне много... – сглотнув слюну, сказала Люда.