Тора. Это Коран. Если быть точным — сура девяносто пятая.

— Переходи к делу, — сухо проговорил Грибовик.

Цейтлин тяжело вздохнул:

— Воистину новое время губительно для светского разговора. Ладно, слушай. Очерк не обеспокоил, а испугал. И не меня, а демократические круги, которые ведут общество к новым экономическим отношениям.

— Что ты хочешь, хитрый азиат? Чтобы мы отказались от публикации?

— Я ничего не хочу, Арон, — сказал Цейтлин обиженно. — Просто по-дружески стараюсь удержать тебя от опрометчивого шага. Вчера твоего автора нашли мертвым. Он выпал из окна гостиницы, с пятого этажа.

— Это могло быть и убийством, а?

— Вполне, — согласился Цейтлин безо всякого сопротивления. — Тем более что находился известный тебе Глейзер в состоянии наркотического кайфа, а в его чемоданчике обнаружены шприцы и некий белый порошок. Версию "разборки" с соучастниками наши прорабатывают. Но это строго между нами.

— А что, если я пошлю к вам своих ребят? Знающих толк в таких делах? По двое или по трое из окон не выпадают, верно?

— Присылай, — сказал Цейтлин радушно. Угроза Грибовика на него не подействовала. — Однако, если твои ребята все же соберутся, предварительно звякни. Я закажу гостиницу. Сейчас по этой линии напряженка.

— Что еще? — Деловым тоном Грибовик старался подчеркнуть, что эта тема исчерпана. — Только не темни.

— Еще? Совсем пустяк. У нас есть одна благотворительная организация. Общество "Бадам"…

— Что означает "бадам"? Похоже на бедлам.

— Однако у тебя шуточки… Бадам переводится как миндаль. Так сказать, символ красоты весны и щедрости осени.

— Так что хочет общество?

— Выделить редакции "Наизнанку" сто тысяч рублей.

— Слушай, Рувим, что же ты не начал разговор именно с этого?

В голосе сурового редактора прозвучала искренняя радость.

— Ты мог бы подумать, что я таким образом пытаюсь на тебя надавить. — Цейтлин засмеялся.

— При наших-то отношениях? — воскликнул Грибовик обиженно.

— Именно. Я не хочу, чтобы их портила хоть копеечная корысть.

— Клянусь… Как это ты говорил? Клянусь смоковницей и маслиной, а заодно и горой Синаем, у меня даже не возникло мысли о чем-нибудь подобном, Рувим!

— Так ты позвонишь, когда заказывать гостиницу твоей бригаде?

— Ты это о чем? — спросил Грибовик с хорошо разыгранным недоумением. — Какая бригада? Если надумаешь, приезжай лучше сам в Первопрестольную. Всегда буду рад…

— Спасибо, Арон. У нас говорят: забота о ближнем снимает с его души камень неуверенности. Тоже рад был услышать твой голос. Пока!

Цейтлин с довольной улыбкой человека, свалившего с плеч тяжелую ношу, положил трубку, взял стакан и маленькими глотками выпил его до дна. Потом нажал на клавишу переговорного устройства.

— Ильяс, ты? Сегодня ужинаем в "Бахоре". Звякни девочкам. Да, Маришке и Гульнаре. Конечно, подошли за ними машину. Хоп? Вот и отлично.

Он снова откинулся на спинку кресла и лениво потянулся за сигаретами.

11

— Дела наши неважные, — сказала Тамара Михайловна. — Я сегодня выяснила обстановку у шоферов. Даже машины "скорой помощи" останавливают. Прорваться тебе на Акжар по шоссе нет никакой возможности.

— Хорошо, а где режим послабее? Не говорили?

— Федор Иванович…

— Кто это? — перебил он ревниво.

Она понимающе улыбнулась:

— Водитель второй "скорой". По его наблюдениям, совсем не проверяют машины, которые идут на Уйдарвазу. А те, что едут оттуда, осматривают.

— Логично, — сказал Таштемир. — Уйдарваза — тупик. От нее путь только в горы. Капитану Иргашеву там делать нечего.

— Что же он решил?

— Пробираться в Уйдарвазу! Оттуда пешком до Каптаркалы.

— Но это означает… возвращение в Бешарык!

— Так надо.

— Хорошо. Как только Федор Иванович поедет за город, он тебя прихватит до Уйдарвазы.

— И тебе не жаль меня отпускать?

Тамара Михайловна грустно улыбнулась.

— Мне тоже не хочется уходить, — сказал он, отвернувшись к окну.

— И не уходи.

— Не могу, Тамара, не имею права. Я сейчас обычный солдат. А солдату никогда не хочется уходить. Я ни в один рейд в Афгане не шел с желанием и без плохих предчувствий.

— Ты был в Афгане?

— Пришлось…

— И всегда возвращался?

— Как видишь.

— Вопреки предчувствиям?

— Милая моя Тома, предчувствие — это наша реакция на явления, которые мы сами себя убедили считать опасными. Нет человека, который не испытывал бы тревоги перед боем. Поэтому, стоит случиться несчастью, мы говорим: он предчувствовал. А тысячи других, для которых все обошлось благополучно, о своих предчувствиях забывают.

— Думаешь, убедил? Нисколько!

Он порывисто обнял ее, поцеловал в обе щеки и в кончик носа.

— Может, я не тебя убеждаю, а себя?

— Получается?

— Конечно. У нас есть поговорка: если бедному не поможет случай, кто еще поможет ему?

— Я слыхала и другое: провидение закладывает ватой беспечности уши самонадеянных.

— К беспечным я как раз не отношусь, моя милая. Я напряжен, как струна. И постоянно помню: нельзя ни на миг закрывать глаза. Когда лев спит, на промысел выходят шакалы…

12

Срочно. Секретно.

Бешарык. Султанбаеву.

Сегодня в чайхане "Ак нон кара чай" в Уйдарвазе был замечен человек, по описанию похожий на объявленного в розыск Иргашева. Из-за отвлечения милиционера Юсупова на патрулирование в Ташхону никто из местных жителей не рискнул потребовать у неизвестного документы. Тем не менее в районный отдел внутренних дел поступили телефонные сообщения от граждан Еркулова, Ташматова и Урываева.

Выяснено, что из Уйдарвазы подозреваемый пешком вышел в сторону гор. Предполагается, что он намерен перейти границу с соседней республикой в направлении города Каратас.

Начальник РОВД майор Буриханов.

Резолюция на телеграмме, написанная шариковой ручкой, гласила: "Тов. Рузибаев! Если сообщение Буриханова верное, то уход преступника к соседям поставит нас всех в неприятное положение. Необходимо пресечь эту черную попытку самым решительным образом. Прошу также изъять из дела РОВД оригинал телеграммы Буриханова. Имейте в виду, что дело крайне срочное. Оно находится под самым строгим контролем, и обо всех наших действиях мы вынуждены информировать министра. Советую привлечь к операции самых решительных сотрудников. Немедленно сообщите о всех затруднениях. Султанбаев".

13

От Уйдарвазы до перевала Кокташ Таштемиру предстояло прошагать шестьдесят пять километров. При самом веселом шаге это два дня пути и одна ночевка в горах. Однако поход мог затянуться, поскольку предстояло сделать изрядный крюк, чтобы обозначить свое намерение уйти через перевал Узун-дабай в соседнюю республику — в Каратас.

Преследователей Таштемир заметил к вечеру первого дня пути. Шагая по берегу быстрой речки Замаруд, он поднялся на гряду отрогов хребта Ардактуу и сверху увидел пылящую по разбитому проселку автомашину. Пытаться уйти не имело смысла. Если в погоню посланы люди опытные, то целесообразнее не бежать, а встретить их лицом к лицу на заранее выбранной позиции. Этому его научил Афганистан.

Уже час спустя, когда погоня, оставив колеса, двинулась в горы