Гай оглянулся и заметил поблизости нескольких сенаторов, сторонников Суллы, которые посматривали в их сторону с откровенной враждебностью. Вслед за Марием он спустился на площадь, и они сели на каменные ступени в сторонке, чтобы их не услышали. Неподалеку все еще стояли навытяжку легионеры Первородного, казавшиеся неуязвимыми в своих сияющих доспехах. Сидеть спокойно и даже несколько расслабленно в присутствии тысяч вооруженных людей – в этом было что-то странное.

Гай не мог больше сдерживаться, его распирало от любопытства.

– Как тебе удалось добиться перевеса в голосовании?

Марий рассмеялся и вытер вдруг выступивший на лбу пот.

– Расчет, мой мальчик. Я узнал о высадке Митридата почти сразу, как это произошло, за несколько дней до того, как об этом стало известно Сулле. А чтобы убедить колеблющихся в сенате проголосовать за меня, использовал самый старый в мире рычаг. И все же полной уверенности не было до самого конца. Победа стоила мне целого состояния, но с завтрашнего утра Рим в моих руках.

– Он ведь вернется, – предупредил Гай.

Марий фыркнул:

– Через полгода, а то и позже. Если не сложит голову на поле боя. А может, его разобьет Митридат – говорят, тот еще хитрец. И даже если Сулла покончит с ним вдвое быстрее и его принесет попутный ветер, у меня будет несколько месяцев на подготовку. Уйдет он легко и беспрепятственно, но обратно войдет только с боем – это я тебе говорю.

Услышав подтверждение своих мыслей, Гай недоверчиво покачал головой:

– И что теперь? Возвращаемся в твой дом?

В ответ Марий печально улыбнулся:

– Нет. Я был вынужден продать его, чтобы заплатить тем, кто меня поддержал. Сулла уже начал подкупать сенаторов, так что пришлось предлагать вдвое больше. Я потратил все, что у меня было, лишился всего, кроме коня, меча и доспехов. Похоже, я первый полководец Рима, ставший бедняком!

Он тихо рассмеялся.

– Если бы ты проиграл, то потерял бы все! – прошептал Гай, пораженный ставками в этой игре.

– Но я не проиграл! Рим мой, а перед нами стоит мой легион.

– А что бы ты делал, если бы все-таки проиграл?

Марий презрительно хмыкнул:

– Отправился бы на войну с Митридатом – что же еще? Разве я не слуга Рима? Можно только благодарить богов за то, что сенаторы ценят золото превыше всего. Они думают о новых лошадях и рабах, но они никогда не были так бедны, как я. Я ценю золото только за те возможности, которое оно мне дает. Вот почему я здесь, на этих ступенях, и за моей спиной – величайший город мира. Не унывай, парень, этот день – для празднования, а не для сожалений.

– Дело не в этом. Я просто подумал, что Марк и Рений едут на восток, в Четвертый Македонский. Они вполне могут столкнуться нос к носу с Митридатом.

– Надеюсь, ничего такого не случится. Эти двое проглотят его зараз и не поперхнутся, а мне нужно, чтобы и Сулле было чем заняться.

Гай рассмеялся, и они встали. Марий окинул взглядом своих солдат, и юноша ощутил его гордость и радость.

– Удачный выдался денек. Ты познакомился с влиятельными людьми, а меня поддержал сенат, и народ выразил мне свою любовь. Кстати, что там с твоей красоткой, этой девушкой-рабыней? Я бы ее продал на твоем месте. Одно дело покувыркаться с девчонкой парочку раз, но ты, похоже, влюбился не на шутку, а это до добра не доведет.

Гай закусил губу и отвел глаза. Неужели все так очевидно?

Марий же беспечно продолжал, не замечая смущения племянника:

– Ты уже с ней переспал? Нет? Переспи, может, легче станет. Если хочешь для начала набраться опыта, я знаю тут пару сносных заведений. Будешь готов, только скажи.

Щеки и уши горели, и Гай не ответил. Марий с гордостью обвел взглядом шеренги Первородного легиона.

– Ну что, не отвести ли нам людей в городские казармы? Думаю, после всех этих шествий и стояния на солнце они заслужили сытный ужин и добрый сон.

Глава 18

Глядя на Средиземное море, Марк вдыхал теплый соленый воздух. Он провел в море всего неделю и уже мучился от скуки. За это время он изучил каждый дюйм маленького торгового судна и даже помогал считать в трюме амфоры с густым маслом и доски эбенового дерева из Африки. Потом его внимание привлекли крысы, сотни которых обитали под палубой. Два дня Марк подстерегал их, вооружившись кинжалом и мраморным пресс-папье, позаимствованным из капитанской каюты. После того как он сбросил за борт десятки тушек, мерзкие грызуны научились узнавать его то ли по запаху, то ли по осторожной походке и, едва Марк опускал ногу на трап, прятались в дырах и самых глубоких щелях деревянного корпуса судна.

Он вздохнул и посмотрел на закат, в очередной раз любуясь волшебными красками опускающегося в воду солнца. Как пассажир, он мог на протяжении всего путешествия оставаться в каюте. Рений, судя по всему, выбрал именно такой вариант. Марку же крошечный, тесный закуток надоел настолько, что он пользовался им исключительно для сна.

Капитан разрешил ему стоять на вахте, и он даже попробовал себя в роли кормчего, ворочая двумя тяжелыми рулевыми веслами. Скука отступила, но ненадолго.

– Еще пару недель – и я протяну ноги, – пробормотал он себе под нос, вырезая на деревянной балке свои инициалы.

За спиной послышался шаркающий звук, но Марк не обернулся, а только улыбнулся и продолжал любоваться закатом. Некоторое время стояла тишина, потом ее нарушил другой звук, произвести который могло маленькое, устраивающееся поудобнее существо.

Он обернулся и, не поднимая руки, снизу, как учил когда-то Рений, метнул нож. Нож вонзился в мачту и задрожал. Испуганный писк… мелькание в темноте грязных белых ног… Кто-то попытался еще глубже забиться в тень, сделаться еще незаметнее, еще тише.

Марк подошел к мачте, вырвал нож, сунул в ножны на поясе и, прищурившись, вгляделся в темноту.

– Выходи, Пеппис! Я знаю, что ты там! – сказал он. Кто-то шмыгнул носом. – Я бы не стал бросать нож в тебя, это была шутка. Честное слово.

Из-за сваленных грудой мешков выбрался мальчонка, тощий, кожа да кости, и до невозможности грязный. В глазах его был страх.

– Я просто смотрел, – боязливо признался Пеппис.

Приглядевшись, Марк заметил у него под носом корочку засохшей крови и темный синяк под глазом.

– Тебя опять били? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал дружелюбно.

– Немножко, но я сам виноват. Споткнулся о канат, и узел развязался. Я не хотел, но первый помощник сказал, что покажет мне,