Основной смысл запретного для современников письма состоял в стремлении Бухарина убедить будущих «переследователей» его дела в том, что он с 1930 года отказался от всякой политической борьбы со Сталиным. Бухарин ставил в вину Сталину лишь «болезненную подозрительность» и боялся «сказать больше», а именно то, что «адская машина» приводится в движение самим Сталиным. Не решался он и высказать уверенность в применении этой машиной «методов средневековья», то есть инквизиторских пыток. Понятно, что с таким идейным багажом Бухарин оказался беззащитным при завершении «партийного следствия» по его делу на пленуме ЦК.

Перед тем, как в последний раз выйти из квартиры, Бухарин на коленях просил прощения у жены, понимая, какой конец его ожидает. Он был настолько наивен, что не предполагал, что и ее не минует участь жены врага народа. Последнее, что Анна услышала от своего мужа перед его арестом 27 февраля 1937 года: не обозлись. Последнее, что он написал ей из тюрьмы 15 января 1938 года и что ей дали прочесть только через 54 года: «Распространяться сейчас о своих чувствах неуместно. Но ты и за этими строками увидишь, как безмерно-глубоко я тебя люблю. До свидания, дорогая. Твой Колька».

15 марта 1938 года Бухарин был расстрелян на полигоне «Коммунарка» Московской области, там же и похоронен.

Настала очередь Анны Лариной. Ее не казнили, но пережить весь кошмар расстрела все-таки заставили. Много лет спустя она рассказала, как двое с револьверами вывели ее из тюремного подвала и привели к оврагу, на краю которого она увидела несколько березок. Их белая кора была забрызгана кровью. Услышав за спиной крик «Назад!», она не сразу поняла, что расстрел был только мерой устрашения. Его заменили двадцатью годами заключения.

Жизнь Анны Лариной надломилась в 1937 году, когда ей было двадцать три года: «Нас нет больше в жизни, ни меня, ни сына, внушала я себе, мы погибли вместе с Николаем Ивановичем. И хотя я слышала биение своего собственного сердца, от меня осталась лишь загадочная тень, напоминавшая о прошлом и, увы, дававшая возможность мыслить».

Анна увидела своего сына спустя 20 лет уже совсем взрослым. Он приехал к матери к месту ее последней ссылки в Сибири. «Мы шли уже по платформе железнодорожной станции, когда издали я увидела приближающийся поезд. Я была настолько возбуждена, что почувствовала — вот-вот упаду, свернула в привокзальный палисадник и свалилась в обмороке. Поезд оказался не тот, а к следующему, которым приехал Юра, я уже «отошла». Я старалась охватить взглядом весь состав, боясь пропустить сына. Не представляла себе, как он выглядит. Я видела только его детские фотографии. И вдруг я почувствовала объятия и поцелуй. Юра подбежал ко мне сбоку, а я в это время сосредоточенно смотрела на последние вагоны. Узнать его можно было только по глазам — такие же лучистые, как в детстве, а вот как он меня угадал — не знаю».

К своим запискам она приступила в 1960-х годах. Между этими событиями тюрьмы, казнь любимого, неизвестность о судьбах ребенка и матери, инсценировка расстрела, лагеря, ссылки и — все эти годы — клевета, клевета, клевета. «Я мыслила, но не жила, а влачила жалкое существование».

В 1988 году в годы «перестройки» Николай Бухарин был реабилитирован и восстановлен в партии.

Анна Ларина в 1990–1991 годах выступала с лекциями о Н.И. Бухарине, боролась за его реабилитацию. Умерла она 26 февраля 1996 года в Москве. Похоронена на Троекуровском кладбище.

Лаврентий Павлович Берия родился в 1899 году в семье крестьян, в грузинском селе Мерхеули.

До сих пор Берия является одной из самых загадочных исторических фигур сталинской эпохи: одни приписывают его образу дьявольские черты, другие — считают его невинной жертвой обстоятельств. Лаврентий Берия входил в ближайшее окружение И.В. Сталина. Берия с 1931 по 1938 год являлся первым секретарем ЦК Компартии Грузии. Сталин перевел его в Москву осенью 1938 года, когда террор уже достиг высшей точки. Он был одним из немногих людей, кто выступал, еще будучи в Грузии, против репрессий. В 1939 году Сталин назначил Берию наркомом внутренних дел. Теперь уже доподлинно известно, что Лаврентий Павлович не причастен к массовым арестам и расстрелам начала и середины 1930-х годов: в это время он находился на руководящей работе в Грузии. А с 1938 года, как теперь утверждают историки, Берия был даже «уличен» в занятии, совсем уж несвойственном его имиджу, — ослаблении репрессий.

Лаврентий Берия был женат на Нине Теймуразовне Гегечкори. Она была племянницей большевика Саши Гегечкори и двоюродной племянницей меньшевика и масона Гегечкори, возглавлявшего в 1920 году правительство Грузии, племянницей Ноя Жордания, министра иностранных дел меньшевистского правительства Грузии, бежавшего за границу после захвата власти большевиками.

Нина родилась в 1905 году. Это единственный человек в жизни Лаврентия Павловича, кто до конца остался предан ему.

Об их отношениях в начале 1920-х годов рассказывает Нина: «Однажды по дороге в школу меня встретил Лаврентий. После установления советской власти в Грузии он часто ходил к Саше [дяде Нины], и я его уже неплохо знала. Он начал приставать ко мне с разговором и сказал: «Хочешь не хочешь, но мы обязательно должны встретиться и поговорить».

Я согласилась, и позже мы встретились в тбилисском парке Надзаладеви. В том районе жили моя сестра и зять, и я хорошо знала парк.

Сели мы на скамейку. На Лаврентии было черное пальто и студенческая фуражка. Он сказал, что уже давно наблюдает за мной и что я ему нравлюсь. А потом сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж.

Тогда мне было шестнадцать с половиной лет. Лаврентию же исполнилось 22 года.

Он объяснял, что новая власть посылает его в Бельгию изучать опыт переработки нефти. Однако было выдвинуто единственное требование — Лаврентий должен жениться.

Я подумала и согласилась — чем жить в чужом доме, пусть даже с родственниками [Нина жила в семье дяди], лучше выйти замуж, создать собственную семью.

Так, никому не сказав ни слова, я вышла замуж за Лаврентия. И сразу же поползли слухи, будто Лаврентий похитил меня.

Нет, ничего подобного не было. Я вышла за него по собственному желанию».

В 1924 году в семье родился сын Серго. К 1938 году — времени перевода отца в Москву — мальчик окончил семь классов немецкой и музыкальной школ. В 1941 году, после окончания средней школы, он был зачислен в Центральную радиотехническую лабораторию НКВД СССР. Он писал о себе: «Образование я получил очень хорошее, в том смысле, что не было никаких ограничений в доступе к информации. Наоборот, отец всю жизнь следил за тем, чтобы я встречался с учеными, людьми, которые могут нечто в мои знания привнести, а я считал своим долгом свято выполнять его наставления, поэтому беззаботной юности у меня не было… Семья у нас была строгих традиций, и меня воспитали таким образом, что я с малых лет знал: это — можно, а вот это — нельзя. Я должен был всегда оглядываться на положение, которое занимал отец».