— Просто будь самим собой. Пекинский университет — самое подходящее для тебя место, — заметил отец, — не давай им повода посадить тебя в тюрьму.

— Впервые после того, как мы покинули Пекин, мы так счастливы, — добавила мама и смахнула платочком слезинку.

— Пожалуйста, не плачь, — умолял я ее. А отец только лишь сжал ей руку.

На следующий день ранним утром я отправился на велосипеде в столицу округа. На столе в моем новом офисе в доме под красной черепичной крышей, который недавно купила Лена, лежала книжка Суми. Я бросился к ней и схватил обеими руками. Книжка была прекрасна — небольшой томик в изысканной обложке.

— Каков первый тираж? — поинтересовался я.

— Пятьдесят тысяч. Для неизвестного автора это рекордная цифра.

— Разойдется в момент.

— Как ты и предлагал, сегодня ночью мы развезем книги на машинах, грузовиках, велосипедах, тракторах, разнесем в корзинах. Поздравляю тебя с первым изданием, — добавила Лена.

В полдень я аккуратно положил листочек под обложку книги и отправился к Суми. Я застал ее в саду, она собирала овощи. Спрятавшись за деревом, я свистнул, подражая гу-гу. Она обернулась и направилась в мою сторону. Спрятав руки за спиной, я улыбался во весь рот.

— Что там у тебя? Не мучай меня догадками. — Суми потянулась ко мне, но я сорвался с места и побежал в ту часть сада, где над землей склонились раскидистые ивы.

Я резко затормозил, и Суми наткнулась на меня с такой силой, что мы упали в мягкую траву. Ее лицо оказалось совсем близко от моего, наши тела прижались друг к другу. Я сорвал с ее нежных губ поцелуй. Это не вызвало никакого протеста с ее стороны. Наши языки соприкоснулись и переплелись в нежном поединке, дыхание участилось, его ритм становился каким-то невыносимым. Суми вся трепетала, и я крепче обнял ее.

В полузабытьи мы дарили другу жаркие ласки, не чувствуя своей одежды. Лишь когда мы на мгновение прервались и смогли нормально дышать, Суми заметила сверток.

— Это моя книга? — Она разорвала упаковку. — Моя книга! Глазам своим не верю!

Она перелистывала страницы, вдыхая запах типографской краски.

— Это еще не все.

— То есть?

— Результаты экзаменов. — Я вытащил припрятанный листок.

У Суми широко распахнулись глаза, когда она увидела страничку с цифрами.

— Тан, а что у тебя?!

— То же самое. Мои поздравления!

И мы снова слились в поцелуе.

— Пекинский университет, жди нас, — удалось мне как-то пробормотать.

— Пекинский университет, жди нас, — эхом отозвалась моя возлюбленная между поцелуями.

Страсть душила нас, ослепляла. Нашим объятиям помешал резкий вопль. Я открыл глаза.

— Ах ты сукин сын. — Над нами стоял толстый Чен с гарпуном. — Руки прочь от невесты моего сына. Убирайся отсюда, пока я не проткнул твое сердце.

Мы вскочили.

— Ты животное! — закричала Суми. — Никакая я не невеста твоего сына. И твоей младшей женой я ни за что не буду.

— Не торопись, — попытался я предостеречь девушку.

— Нет, я этого больше не буду терпеть. Я буду студенткой, и он ничего не сможет сделать. Я уеду учиться.

— Ах ты шлюшка, никуда ты не поедешь. Я убью вас обоих! — с этими словами Чен нацелился гарпуном. Со всей яростью Суми бросилась на него и толкнула на землю, но он отбросил ее в сторону. Ему удалось встать и схватиться за гарпун. Я сбил его с ног, при падении Чен ударился головой о камень. Суми начала топтать распластавшееся тело и не могла остановиться. Я никогда не видел ее такой разъяренной.

Толстяк не сопротивлялся, его тело билось в конвульсиях, на губах показалась пена, он схватился за грудь.

— Он умирает! Беги! Ты ни при чем, я все возьму на себя! — закричала Суми.

— Нет, это я буду отвечать.

— Нет, не будешь. — Суми схватила меня за рубашку и затрясла. — Как будущий студент юрфака уж ты-то должен понимать, что это была самооборона. Он же пытался меня убить! Изнасиловать! При чем тут ты?! Ты меня слышишь? Беги отсюда.

— Я должен тебе помочь.

— Ты и так уже мне помог. Беги сейчас же отсюда, болван!

И я помчался к морю. Сзади слышались крики Суми:

— На помощь! Спасите! Толстяк убивает меня! Спасите! Он меня насилует!

Заслышав топот ног деревенских жителей, я поспешил нырнуть в море и долго плыл вдоль побережья, прежде чем отправиться домой.

В тот же вечер учитель Кун пришел ко мне с чудесной новостью:

— Толстяк помер от сердечного приступа, когда хотел надругаться над Суми в саду. Теперь она может поехать учиться.

— Спасибо за новость.

— Благодари Будду. Это в его руках находятся весы справедливости, — ответил учитель, обратив взор к небу.

Наше последнее лето в заливе Лу Чин было наполнено любовью. Эмоции, словно огромные волны, бушевали в нас. Жаркое лето и наступившая осень с раздающимся там и здесь громким протяжно-тоскливым мычанием быков сблизили нас, как никогда. Но про дела я тоже не забывал. Лена сообщила, что в прибрежных городках Фуцзяни первые двадцать тысяч экземпляров смели с прилавков магазинов. В середине августа стали поступать заказы от государственных магазинов. Прослышав про хит продаж, торговые точки, терпящие постоянные убытки, решили как-то поправить свои дела. Коммунистические власти закрыли на это глаза. Последние реформы допускали, что успешные руководители могли получить бонусы, если торговля шла в гору.

— Потрясающе! — Именно в такое состояние привела меня новость.

— Есть и такие, — продолжила Лена, — у кого нет денег купить книгу. Они переписывают ее страница за страницей.

— Сами переписывают?

— А в некоторых институтах даже создали читательские клубы. Люди читают книгу, сопереживают бедной сироте. Более того, они оплакивают ее возлюбленного, который пожертвовал своей жизнью ради нее.

При этих словах у меня перехватило дыхание. Я решил не обращать внимания на эту часть сюжета. В конце концов, мертвых не воскресишь. Обычно на их долю приходится гораздо больше восхвалений и благодарностей, чем они того заслуживают, просто потому, что их уже нет с нами. Теперь я стал ее возлюбленным. Она, словно жемчужина, бросала отсвет на тех, кто находился рядом с ней; самим своим существованием Суми делала мужчин храбрецами.

Для нас не было сюрпризом, когда меня и Суми зачислили в Пекинский университет. Мне предстояло изучать хитросплетения законов, а ей разбираться в причудливых особенностях китайской литературы. Перед тем как покинуть деревню, мы взяли пару уток, связав их крылья красными ленточками, большую упаковку широких табачных листьев, две бутылки ликера «Мао Таи» и отправились к учителю Куну. Он был тронут до глубины души.

— Хотите новость? Меня назначили парторгом совета по образованию нашей