– Тебе надо улыбаться.

– Что?

– Улыбайся, когда будешь им рассказывать про котят. Они увидят, что ты рада, а не просто хочешь похвастаться.

– У них-то наверняка котят нет.

– Но и у тебя их нет, – сказал он и сразу же пожалел о своих словах, заметив, как она сникла. – Но ты, конечно, первая заметила, что Бак растолстел, поэтому котята и твои тоже, – добавил он, снимая перчатки. – Идем, я покажу тебе дорогу. Но никуда с нее не сворачивай. Если свернешь, то заблудишься. А в лесу медведи.

– Нету там никаких медведей, – нахмурилась она, недовольная, что он говорит с ней как с маленькой. – Там водятся норки, еноты, олени и фазаны, но они сами меня боятся. – Она вприпрыжку побежала рядом, чтобы не отставать от него. – Правда?

– Правда. Ну вот. Видишь тропинку рядом со старым кленом?

– Да! – Она бросилась бегом по дорожке.

– Постой! – окликнул он ее. – Что мне сказать твоей маме, если она придет тебя искать?

Она обернулась:

– Скажите, что пригласили меня. Вы ведь меня пригласили?

Он не стал спорить.

– И когда ты вернешься?

– Занятия в яхт-клубе начинаются в два.

– А что ты должна сделать, когда будешь рассказывать ребятам о котятах?

Она изобразила широкую улыбку и побежала к лесу.

В течение часа после звонка Саймона Сюзанна мучилась угрызениями совести, потом набрала номер Грега.

– Как ты не вовремя, – сказал он.

Но Сюзанна не собиралась сдаваться. Ее время не менее ценно. А Грегу когда ни позвони – все не вовремя.

– Мне звонил Саймон, – сказала она. – По его словам, маме нужна наша помощь. Ты что-нибудь слышал?

– Какая помощь?

– Не знаю. Он говорил о поддержке.

– У нее есть поддержка. Джилл сейчас там.

– Вот как? Хорошо. Но зачем тогда Саймон звонил мне?

– Послушай, у меня сейчас важная встреча, а мне еще надо просмотреть полсотни страниц текста.

– Ты приедешь в Асконсет?

– Нет.

– Одному из нас надо бы поехать. Посмотрим сами, что там происходит.

– Поезжай. У тебя больше свободного времени, чем у меня.

– Но твоя жена там. У тебя есть повод навестить семейное гнездо.

– А почему бы это не сделать тебе, раз ты так беспокоишься?

– Беспокоишься как раз ты, – возразила она. – Ты уверен, что Берки пытаются завладеть виноградником. Мог бы сам поговорить с Карлом.

– Сюзанна, я занят.

– Я тоже! – сорвалась она. – А если что-нибудь случится? Ты же мужчина и лучше разбираешься в бизнесе.

– Сюзанна, у меня встреча… через восемнадцать минут.

– Перестань! – Ей надоело, что он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. – Неужели твоя работа для тебя важнее, чем семья? Я прошу тебя о помощи, Грег.

– В Асконсет я не поеду, и точка! – отрезал он. – Если Джилл хочет поговорить, она знает, где меня найти!

Сюзанна оторопела:

– Так у вас размолвка?

Он хмыкнул:

– Отдохнем друг от друга, и все наладится. Послушай, Сюзанна, не обижайся на меня. Я совсем замотался. Джилл хотела поехать в Асконсет, а я нет. Позвони ей. Узнай, что там происходит. Если почувствуешь неладное, поезжай туда сама. Но меня не зови. Я сейчас не могу туда ехать. Не могу, и все.

– Я часто задумываюсь о семье, – задумчиво промолвила Натали. Она умолкла, явно недоговаривая.

– О чем именно? – спросила Оливия. Натали смотрела в окно.

– Говорят, голос крови сильнее всего. Я всегда воспринимала это в положительном смысле: семья – главное для человека. Но эти слова можно истолковать иначе. Голос крови заглушает доводы рассудка, и там, где дело касается семьи, разум уступает место чувствам. – Она посмотрела в глаза Оливии. – Меня это очень тревожит.

Оливия тоже задумывалась над этим. Но если ее мать была неизвестно где, то Натали растила детей и все время жила в Асконсете.

– Может, вам попытаться им еще раз позвонить? – предложила Оливия.

– Нет. Они расстроены.

– Но им надо прочитать то, что я написала.

– Вы не написали лучшую часть моей повести, потому что я ее еще не рассказала.

На столе лежали фотографии послевоенных лет. Оливия реставрировала те, на которых изображалась благополучная Жизнь зажиточной фермы. Другие, запечатлевшие тяжелый каждодневный труд, Натали не стала подновлять.

Она взяла один из снимков, запечатлевший ее сидящей в Кресле с двумя детьми. Александр стоял рядом, обнимая ее за плечи и широко улыбаясь. Больше не улыбался никто.

– Мы с Александром были в разлуке пять лет. К счастью, он приезжал на побывку, но всего на несколько дней. К тому же я толком не знала его до свадьбы, и когда он вернулся, я поняла, что передо мной незнакомец. Дети его дичились, что только усложняло отношения. Но по крайней мере он вернулся. Я верила, что теперь все пойдет гораздо легче. «Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж».

Как часто я повторяла эту фразу, когда он был на войне, когда я тосковала по Карлу гораздо больше, чем по собственному мужу! Ужасное время, полное горя и страданий! Как только свадебная лихорадка прошла, я поняла, что мне нужен Карл.

«Но Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж», – повторяла я как заклинание. Только это меня и спасало в те трудные дни.

– Трудные?

– Не то слово. Мы работали в поле с утра до вечера и ждали писем. Почтальоны приносили письма в первую очередь тем, чьи мужья и сыновья были на фронте. Больше всего мы боялись получить страшное известие и просиживали целыми ночами у радиоприемника, ловя военные сводки. Вести о гибели местных ребят заставляли нас вздрагивать от страха.

Я в полной мере ощутила всю горечь одиночества. Мне было не с кем поговорить и поделиться своими тревогами и сомнениями. С двумя маленькими детьми на руках я могла рассчитывать лишь на себя.

«Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж». Но где же деньги?

Я ни разу не задала отцу этот вопрос. Я ведь женщина, дочь и не имею права голоса. Асконсет принадлежит отцу. Кроме того, он сам заключил сделку.

«Будут после войны», – хмуро пробурчал он, когда я в первый и последний раз решилась спросить его об этом. Итак, пришлось довольствоваться таким ответом и надеяться на лучшее. Александр спасет Асконсет, когда закончится война. А вместе с Асконсетом спасет и моего отца. Надо продержаться еще немного.