class="p1">Фрейд был "разместитель". А именно: он был ориентирован топологически. Он расталкивал предметы повсюду, он размещал предметы. Хотя он оставил термин "вытеснение" (в англ. вытеснение — имеет такой же корень, что и размещать. — примеч. пер.), для определенных событий его теория может быть понята, исходя из движения в пространстве. Это звучит парадоксально. На первый взгляд кажется, что Фрейд ориентирован на время, поскольку его поглощенность прошлым очевидна.

Никоим образом. Я пытаюсь поспорить с ним (игра слов: "высмеять", — "спорить"). Ты мог бы сказать, что я использую его для своего собственного понимания. Я пользуюсь типологией в трех формах (проекция, интроекция, ретрофлексия). В течение 25-ти лет я, безусловно, был последователем фрейдистского способа мышления, хотя и отрицал его валидность по отношению к другим явлениям.

"Приведи какие-нибудь примеры".

Возьмем "перенос". Буквально это означает перенести нечто из одного места в другое. Этот термин сбивает с толку, когда ему придают все виды созначений, таких как: доверие, фиксация, требование, поддержка и т. п. Первоначально он означал перенос чувства с отца и т. п. на терапевта. Позднее термин стал расплывчатым, методологической ловкостью рук. Негативный перенос больше не означает смену кредита на дебет, а лишь проявление негативного, враждебного поведения.

Сознательное и бессознательное также "размещены". Бессознательное становится местом предметов "не" размещенных. Рот, анус и гениталии являются участками размещения либидо.

Катексис — это название Фрейда для "фигура/фон": разбор, занятие места — только он накладывает немного клея там, где желательна полная свобода для изменения, другими словами, пренебрегает процессом, отодвигает его на задний план механическим мышлением. Нигде это не проявляется так очевидно, как в его взгляде на интроекцию. Только что объект находился снаружи, а в следующий момент — он внутри организма. На механический процесс размалывания только намекается, а сама химия не существует. После того, как пища перемалывается в мякоть, требуется дальнейшая деструкция с помощью желудочного сока. Пища, как умственная, так и физическая не может использоваться организмом для его физических потребностей, если она не разрушена до аминокислот и т. д. — а именно до такого элементарного состояния, с которым клетки могут справиться. Это — нулевая точка. Это — момент ассимиляции, превращение чужеродного вещества в свое. Вплоть до этой точки организм имеет дело со своими потребностями, желаниями, со своими минусами.

Следующий шаг — аккумуляция и удаление химического вещества, которое является бесполезным, которое препятствует работе, становясь ядовитым и вредным для организма. Говоря физиологически, имеет место процесс детоксикации через почки, печень и т. д. Чтобы достигнуть нуля, организму необходимо уменьшить свой избыток нежелательного вещества.

У токсичных людей отсутствует хорошо функционирующая система, устраняющая яд. Мы далеки от истинного понимания связи — а возможно и идентичности — между поведением организма и поведением личности.

"Я думаю, ты сделал несколько купюр и вставил свою химию. Я еще не вижу связи химии с моралью".

Мне нравится формулировка, что мораль изначально является не этическим, а организменным суждением. Вернемся к моим "плохим" годам. Мое поведение заставило моих родителей чувствовать себя плохо. Они ощущали раздражение, гнев, отвращение. Они не говорили: "мне плох о". Они говорили: "ты плохой" или в лучшем случае "ты делаешь банально".

Другими словами первичная реакция проецировалась и становилась моральным суждением. Следующий шаг таков — определенные формы поведения называются обществом "плохими" и даже возводятся до статуса "преступления".

То же самое применимо к обратному. Мальчик, который не получает похвалы, делает так, что его окружение чувствует себя хорошо. Теперь на него наклеен ярлык "хороший мальчик", и он имеет право на похвалу, конфеты и медали.

Обучение, эго-границы, образование, правосудие, изменение, проекция и многие другие явления начинают становиться на свои места.

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: "Мне хорошо в твоем присутствии, мне комфортно. Я называю тебя "хорошим". Я хочу, чтобы ты всегда был со мной. Я хочу, чтобы ты всегда был таким, как сейчас".

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: "Мне плохо с тобой. Мне некомфортно. Если мне всегда будет плохо с тобой, я не хочу тебя. Я хочу устранить тебя. Тебя не должно быть. Там, где ты, не должно быть "ничего".

Я, ты, родители, общество, супруги говорят: "Иногда мне хорошо с тобой, иногда плохо. Когда ты хороший, я истекаю доброжелательностью и люблю тебя, и позволяю тебе разделить это. Когда ты плохой, я ядовит и наказываю, истекаю местью и ненавистью, и позволяю тебе разделить мой дискомфорт".

И мы говорим: "Мы не выносим твое изменение от хорошего к плохому и от плохого к хорошему, мы собираемся изменить тебя, обучить тебя с помощью вознаграждения и наказания. Мы обучим тебя — путем повторения хорошего поведения, пока ты, дьявол, не превратишься в ангела, или по крайней мере, в факсимиле ангела, пока ты не станешь таким, каким мы. Мы, Мы хотим, чтобы ты стал". Мы переносим ответственность на тебя. Мы снимаем свою ответственность, наше осознание нашего дискомфорта. Мы делаем вид, что твое поведение ответственно, что ты должен отвечать за наши потребности. Мы обвиняем тебя, и мы реагируем на тебя. Мы можем быть всеприемлющими святыми, как Карл Роджерс, или гневно ощетинившимися, подагрическими мизантропами, отвергающими любое вторжение в нашу тайну. Мы могли бы убить тебя или заключить в тюрьму, если ты плох, ты должен быть изолированным, пока не раскаешься и не пообещаешь быть хорошим. Тебя отошлют в твою комнату, если ты ребенок, поместят за закрытые двери, если мы назовем тебя преступником или сумасшедшим, в концентрационный лагерь, если ты противостоишь диктатору. Если ты хороший, мы индентифицируемся с тобой, потому что ты индентифицируешься с нами. Если ты плохой, мы отчуждаем тебя. Ты не принадлежишь нам, если ты хороший, мы слиты с тобой, если ты плохой, мы воздвигаем стену между нами. Ни в коем случае мы не вступаем в контакт. Ибо контакт — это понимание различий. Слияние — это понимание тождества. Изоляция — это осуждение различий. Короче, ощущение хорошего и плохого регулирует структуру эго.

Изален вновь в кризисе. Финансовый тупик преодолен, но на карту поставлено нечто более фундаментальное. Изален стал символом, как в Штатах, так и за их пределами, гуманистически экзистенциальной революции, поиска и активизации новых путей к здоровью, росту и развитию человеческих возможностей.

Майк Мэрфи, слишком обеспокоенный тем, чтобы каждому предоставить возможность "делать свое дело" и из-за необходимости оставаться с финансовой стороны платежеспособным, не проявляет необходимой проницательности, чтобы не допустить сорняков или, по крайней мере, препятствовать им в душении цветов. Историческая миссия Изалена поставлена на карту. Неподготовленные юнцы ведут случайные группы: "Мы зависим от