И она дала возможность оправдаться. Сил на то, чтобы держать себя холодно и неприступно не было, и Настя прижалась к холодной стене, чуть запрокинула голову, закусила дрожащую губу. Все внимание ее было отдано тускло светящей подъездной лампочке, так как на парня она смотреть просто боялась.

Боялась, что не выдержит и простит. Что бросится с поцелуями. Что не хватит самолюбия и гордости.

А он говорил. Разливался соловьем. Сперва речь его была рваной, неуверенной, но потом, когда Настя зашмыгала носом, задышала прерывисто, уверился в ее чувствах и своей неотразимости, успокоился, стал говорить красиво и гладко.

Постепенно ситуация стала обретать четкость: он действительно хотел соблазнить ее, чтобы отомстить Марине. И у него получилось! Но радости Жене эта победа не принесла. Он понял, что полюбил. Глубоко, по-настоящему. Да только осознание пришло слишком поздно. И сейчас, в холодном грязном подъезде, он пытался спасти свое счастье, вернуть любимую, вымолить прощение.

Настя едва дышала. Ощущение, что он режет ее без ножа, не покидало. Каждое слово, каждый жест, даже звук его голоса, его дыхания – все убивало ее. Медленно, но уверенно.

Одна ее часть, влюбленная и романтичная, жаждала поверить, простить, броситься на шею. Но другая, рациональная и подозрительная, требовала мести. И Настя разрывалась на части, страдала, сходила с ума от бесконечно меняющегося калейдоскопа ощущений – от боли и горя до экстатического восторга, от безумного отчаяния до одухотворенной радости. Ведь он любил ее! А она… кажется, это давно стало очевидным – она любила его. Любила. Но не могла простить.

Когда решение окончательно оформилось, в голове стало звонко, а на душе – пусто и холодно, как и в том месте, где они находились. И так же грязно. Настя оттолкнулась от стены, подошла к двери, взялась за ручку, сказала неожиданно спокойно:

– Нет, Женя. Ты поставил точку в наших отношениях. Некрасивую, омерзительную. Не жди прощения. Никаких «нас» не существует. Я никогда не прощу тебя, никогда. Просто потому, что я не хочу тебя прощать. Ты этого не достоин. И меня не достоин. Больше не звони и тем более не приходи. Ты здесь нежеланный гость. С наступающим! Желаю тебе в Новом году из козла превратиться в человека, почитай сказки, там все написано. Прощай.

Он все-таки позвонил и постучал. Сразу, как только она закрыла за собой дверь. Заинтригованный одновременным хлопаньем, стуком и звоном, из кухни выглянул Борька. Он был в майке и спортивных шортах, босиком и с бутербродом в руках, и Настя, увидев привычную до боли картину, всхлипнула, посмотрела беспомощно. Он все понял без слов. Ее брат. Ее герой.

И пусть он часто вел себя как осел, упрямый и непримиримый, сейчас он сделал то, чего ей хотелось больше всего на свете – навалял по первое число козлу за дверью.

Настя не плакала, не кричала. Она даже не пошла смотреть на мужские разборки, только надеялась, что Боря со злости не зашибет Женю насмерть. Зачем брату судимость? Правильно, незачем.

В странном апатичном состоянии девушка пошла в сторону кухни, подняла оброненный и надкушенный бутерброд брата, положила на стол. Также машинально налила себе чай, добавила пять ложек сахара вместо одной, выпила, не почувствовав сладости. Она вообще ничего не чувствовала. Мозг словно отключился, не справившись с нагрузкой, и сейчас переустанавливал систему, подгружал драйвера.

Вернулся брат, молча взлохматил ее волосы, прижал на секунду, чмокнул в лоб. Как и всякий мужчина он опасался женских слез и истерик, но амебообразное состояние сестры доверия внушало еще меньше и он, закатив глаза к потолку и тяжко вздохнув, полез за коньяком. Разговора не избежать.

– И правильно сделала, систер, – абсолютно трезвый Боря не удержался от похвалы. Он был уверен, что все девчонки, начитавшись ванильных романов, от фразы «я люблю тебя» полностью теряют соображалку и здравый смысл. – Вся в меня! Я тобой горжусь, ты умница.

Настя осоловелыми и заплаканными глазами посмотрела на брата. Он редко говорил в принципе, а уж такие приятные слова – так вообще! Она на самом деле думала, что он придушит ее, когда узнает обо всем, он ведь так опекал ее, отгонял парней. Даже как-то жаловалась Маришке, что уж кому-кому, а ей точно придется выходить замуж, как в старые добрые времена, невинной и нецелованной. Целоваться-то она, конечно, целовалась, но для красного словца не грех и преувеличить.

– Спасибо! Я так боялась тебе говорить, – призналась Настя.

– Ну, я не в восторге, конечно. Сама знаешь, я пытался тебя уберечь от таких козлов, как мог. Но тут, видимо, судьба. Влюбишься в следующий раз – сразу ко мне на смотрины, поняла?

– Угу. Только я не влюблюсь больше. Никогда не влюблюсь! Ну его!

– Да, да, конечно. Настюх, Конца Света не случилось, не ты первая, не ты последняя. Поплачь ночку-другую, схавай шоколадку, че там вам еще надо? А, мороженка, вроде! Хочешь, схожу куплю?

– Не, не надо, спасибочки. Борь, ты – самый лучший на свете брат. Я тебя очень люблю. Но носки тебе штопать все равно не буду, и не мечтай. Купи, наконец, себе их пять десятков одинаковых и прекрати меня тиранить! – Настя незаметно для себя переключилась на другую тему и Боря, который терпеть не мог женского произвола и непокорности, едва сдержался. Расстраивать сестру сильнее, чем это сделал тот сморчок из-за двери, ему не хотелось, и он молча кивал. Ремонт ремонтом, но экономия и скупердяйство – разные вещи, пожалуй, действительно стоит прикупить носков побольше, решил парень под конец чувственного монолога сестры.

Оклемавшаяся Настя спокойно приготовила ужин, спокойно поела и так же спокойно ушла к себе в спальню, где ее выдержка и закончилась. Она всю ночь прокручивала сцены из кафе, кино, квартиры, машины, вспоминала, что и как Женька говорил, как обнимал, целовал. По всему выходило, что он уже тогда любил ее. Вполне возможно, что даже с первого взгляда полюбил, но не хотел признавать.

«Он меня любит, я его тоже… Дебильная ситуация! – думала Настя, глядя в потолок. – Но как его простить? Как? Я ведь не смогу забыть, всегда буду что-то подозревать нехорошее. Мало ли, вдруг он потом снова переключится на Маришку? Нет, не смогу. Тем более, что в прошлый раз я спокойно перенесла разлуку, значит, не так уж и влюблена. Вот, – поймала за хвост мысль девушка, – не люблю, а всего лишь влюблена, не так больно будет».

Но больно было. Очень, очень больно.

К утру боль утихла, но не прошла полностью, а вот сил не осталось совсем. Новый год Настя планировала праздновать с друзьями в ночном клубе, но настроения не было и девушка надеялась, что к вечеру она придет в себя хоть немного и доедет, куда следует. Как минимум для того, чтобы не сгорел залог за столик.

Все социальные сети, чаты в мессенджерах пестрели поздравлениями, яркими и красочными картинками, и Насте становилось дурно. В ее отвратительно серой жизни им сейчас нет места. Уныние обняло, сковало по рукам и ногам, не давая возможности свободно вздохнуть, вырваться из крепкой, липкой паутины.