Из выступления Крючкова не было понятно, то ли он пошел на авантюру, то ли является винтиком большой политической машины, то ли осуществляется еще что-то…

Что происходило в Москве, было неясно.

«Телевидение показывает дурацкие мультфильмы, радио ведет бессмысленные передачи, — отметил в своем дневнике Шебаршин. — У нас принимается программа американской телекомпании CNN. Фантастическая ситуация: о положении в столице нашей Родины узнаем из американских источников, из сообщений телеграфных агентств, из телефонных звонков. Никто ничего не знает!

Крючков где-то непрерывно совещается, на контакт не выходит, спрашивать что-либо у Грушко бесполезно, да и не хочется.

Судя по CNN, народ начинает стекаться на Манежную площадь и главным образом к Белому дому на Краснопресненской набережной. Это подтверждают звонки.

Время идет, никаких указаний и никакой информации. Прошу разослать в резидентуры тексты сообщений ГКЧП и указания докладывать о реакции на события в Москве. Реакция последовала быстро — резко негативная со всех сторон, кроме Ирака».

Шебаршину было понятно, что надвигаются серьезные события, готовится кровопролитие, он ощущал, что запах беды буквально носится в воздухе. Или это только ощущается? Шебаршин был крайне встревожен.

Бесков со своими группами спецназа находился в клубе — у них вроде бы все в порядке, питание подвозят регулярно, ребята спокойны, срывов быть не должно…

Борис Петрович Бесков становится в этой ситуации едва ли не центральной фигурой событий — на нем может все замкнуться, как и на начальнике «Альфы», главной специальной группы КГБ, — Викторе Федоровиче Карпухине.

Обстановка накалялась.

Борис Петрович Бесков сейчас находится на пенсии, носит штатский костюм с галстуком, хотя ему больше идет полевая спецназовская форма. Он хорошо помнит те августовские дни…

Когда стало ясно, что люди начали собираться у Белого дома и собравшиеся совсем расходиться не собираются — ни днем, ни ночью, — на набережной разожгли костры, с Нового Арбата, этой «вставной челюсти Москвы», подогнали несколько троллейбусов, в них люди отдыхали, спали…

«Вымпел» просидел в клубе и девятнадцатое число, и двадцатое… Двадцатого людей Бескова начали теснить: в клубе провожали в мир иной начальника хозяйственного управления Пожарского, а вот уже после похорон, когда участники траурной церемонии сидели за столом, выпивали и закусывали, поминая хорошего человека, пришла новость, переданная, судя по всему, CNN, что Белый дом собираются штурмовать.

Кто именно собирается штурмовать? Бесков такого приказа не получал. Ни Крючков не отдавал его, ни Шебаршин — два непосредственных его начальника. Более того, приказ этот, наверное, будет письменным: еще в апреле на высоком совещании Агеев сказал Бескову:

— Борис Петрович, я понимаю, вас часто стали использовать не по назначению. Отныне будете действовать только по письменному распоряжению.

Это Бескова устраивало. И не только его. Днем двадцатого августа он решил провести рекогносцировку. Прикинул, что по времени займет она примерно два часа, позвонил Шебаршину. Шебаршин на рекогносцировку дал добро. В дневнике Леонид Владимирович отметил, что Бесков доложил ему о результатах рекогносцировки в семнадцать тридцать.

Народу около Белого дома собралось море. Было много пьяных. Было немало людей, которые не понимали, где они вообще находятся и что им предстоит делать. Вспыхивали стихийные митинги — так в России принято. Были среди митингующих бестолково орущие горлопаны и люди опытные, умные — словом, разные. Но чувствовалось, что всем руководят чьи-то опытные головы, кто-то специально направлял к Белому дому толпы людей.

Более того, один из старых оперативных работников Бескова увидел в толпе свою внучку-студентку.

— А ты чего здесь делаешь? — недоуменно спросил он.

— Да нас в институте целый поток посадили на автобусы и вместо занятий привезли сюда.

Час от часу не легче. На площадь перед Белым домом пригнали даже детей.

— Сколько примерно собралось народу? — спросил Шебаршин у Бескова.

— Тысяч шестьдесят, не меньше.

Если предпринять хотя бы легкую попытку штурма, прольется река крови. А это — гражданская война. Ситуация — хуже не придумаешь.

Шебаршин немедленно разыскал по телефону Крючкова, рассказал ему о докладе Бескова, тот обронил мрачно: «Доложите обо всем Агееву…» — и бросил трубку на рычаг.

Шебаршин позвонил Агееву, сообщил ему об обстановке, складывающейся у Белого дома, больше ничего говорить не стал — количество людей, собравшихся там, надо полагать, увеличилось, и увеличилось потому, что запущенная кем-то машина подвоза туда людей, еды, водки работала бесперебойно. Поразмышляв немного, Шебаршин пришел к выводу, что разведку втягивают в гибельное дело, которое может кончиться плохо.

Шебаршин передал Бескову следующий приказ (цитирую по дневнику):

— Борис Петрович, приказываю вам не исполнять ничьих указаний, не уведомив предварительно меня и не получив моего разрешения.

Бесков повторил приказ. Это означало, что он понял Шебаршина.

В самом начале девяностых годов начались очень непростые процессы по выделению из союзных структур российских — и компартии Российской Федерации, и Комитета госбезопасности, и много еще чего. Так вот, председателем КГБ РСФСР был назначен Иваненко Виктор Валентинович.

Сам Иваненко — тюменский, родился в Ишимском районе, на границе с Казахстаном. После окончания индустриального института в Тюмени был приглашен на работу в КГБ. Работал в Нижневартовске, потом в областном центре, затем — в Москве, в инспекторском управлении, где в сорок три года стал генералом — одним из самых молодых в КГБ. Был назначен на должность главы КГБ Российской Федерации и позицию занимал, скажем так, прямо противоположную позиции Крючкова.

Иваненко также рассказывает об августе девяносто первого года.

…Девятнадцатого числа, очень рано, когда над Москвой еще только розовел рассвет, он приехал в Белый дом, к Ельцину. На площади — никого, удручающая пустота, но танки уже стояли. Мощные, тяжелые машины, от которых исходила угрюмая сила, были пока немы и неподвижны, около них не было ни одного человека. Может это обычные декорации для какой-нибудь военной постановки?

Нет, это были не декорации, а настоящие танки — настоящие! Иваненко добрался до первой вертушки — аппарата правительственной связи — и позвонил Крючкову:

— Владимир Александрович, скоро сюда придет народ, — проговорил он не без некого стеснения — все-таки речь вел с очень высоким начальством, с членом Политбюро, — придет, а тут танки.

Крючков в ответ бросил резкое:

— Кто придет? Какой народ? За кого? За Горбачева? — в голосе Крючкова послышалось открытое презрение, он хмыкнул и швырнул трубку на рычаг.