– Я вам говорю, – напомнил Корзун. – Мне тут странные сны стали сниться…

– Ничего страшного, это тебя раздатчица в столовой сглазила, – успокоил Малина. – У неё глаз дурной, я сразу заметил. Чёрный такой глаз. Я даже специальный брелок таскаю…

Малина продемонстрировал брелок.

– Этот брелок берёт на себя все сглазы. Его надо носить неделю, а потом сжигать в костре из осиновых веток. Эта раздатчица как брелок увидела, так сразу так улыбнулась и на меня посмотрела…

– Да ты ей просто понравился, – усмехнулся Корзун. – Она на тебя глаз положила…

– Это не смешно, – стал злиться Малина.

В этот вечер снова шёл дождь. Палатка промокла, и кое-где с крыши капала вода. Чтобы всё кругом не залило, вожатые выдали по два ведра на каждое звено. Вода капала в вёдра, и от этого хотелось спать. Чтобы не тянуло в сон, жевали кофе, у Корзуна оказалось с собой много жареных зёрен.

– Это не смешно, – злился Малина. – В этом чёртовом лагере чего только не бывает! В прошлом году двое пошли в лес за земляникой и провалились в яму с плавленым гудроном. Одного так и не успели вытащить – живьём засосало.

– Это потому, что тут раньше госпиталь был. – Корзун хрустел кофе. – А ещё раньше тут тюрьма была. Смертники жили, а там в лесу их расстреливали. Привязывали к деревьям и бах – в голову. Место поганое…

– Кончай врать-то, Корзун. – Малина кинул в Корзуна зерном. – Не было тут ничего такого…

– Я-то знаю, – ухал Корзун. – Я-то знаю…

– Не, еда тут вообще-то какая-то странная… – Малина вертел на пальце брелок. – Я такого мяса никогда не видал…

– Дурила. – Корзун постучал по голове. – Это крольчатина.

– Ага, – усмехнулся Борев. – Крольчатина… Как же…

В тишине слышался лишь хруст разжёвываемых кофейных зёрен. Борев тоже жевал, перемалывал во рту кофейную кашицу, слушал дождь. Погода, похоже, испортилась надолго.

– А что ещё? – спросил всех Корзун. – Крольчатина, конечно.

– Такое красноватое мясо, – дразнил Борев. – И рыбой отдаёт…

– Конечно, отдаёт, – спорил Корзун. – Кроликов же рыбной мукой откармливают…

– Из красной рыбы… – продолжал Борев. – Не волнуйся, Корзун, всё будет как надо. Всё будет хорошо, ты поедешь домой, приедешь, а там все твои предки умерли. Сидят перед включённым телевизором, а сами мёртвые. И мухи в воздухе висят. Всё как водится…

– Пасть завали! – крикнул Корзун. – Ещё что-нибудь такое вякнешь, я тебе всю морду попорчу!

– Послушайте, – спросил из своего угла Малина. – А раньше это мясо в столовых было?

Все переглянулись.

– Я не помню, – признался Корзун. – Не помню, когда его начали давать… Может, неделю назад…

Глухим страшным голосом Борев произнёс:

– А вы знаете, что недавно целый автобус пропал?

– Как это? – Корзун снова взялся за свою дубинку. – Как это пропал?

– Просто, – ответил Борев. – Вы что, не слышали? Пять дней назад. Их повезли на автобусе на санацию зубов, и автобус больше не вернулся. Вот так, между прочим…

– Что ты этим хочешь сказать? – Корзун перехватил дубинку покрепче.

– Я? Да ничего. Пропал автобус, а теперь в столовой красное мясо. Вот и думай. Скоро домой, Корзун, домой приедешь, а там все мёртвые по лавкам сидят.

– Заткнись, Борев! – Корзун кинул дубинку в Борева, но попал в ведро, ведро опрокинулось и покатилось с громом по полу. – А то я тебе сейчас всю…

– Помните историю про рыбака? – вмешался Малина. – Как он на озере попал в туман и долго не мог из него выбраться? А потом раз – и весло в берег уткнулось. Он на берег выскочил – и к дому. Дверь открывает – а там такая фигня: все сидят и не шевелятся, живые, но будто мёртвые. Сначала он думал, что они и вправду померли, а потом смотрит – кот со стула прыгнул и в воздухе завис. Тогда он понял, что это не они померли, а он.

– Вот и ты, Корзун, – злил Корзуна Борев. – Приедешь домой, а там твоя сестра сидит как деревянная…

– Она и так деревянная, – смеялся Малина.

– Надоел, – простонал Корзун. – Завтра я тебе устрою жёлтые качели…

– Давайте я вам лучше рассказывать буду, – позвал из темноты новенький. – А то вы передерётесь все.

Никто не возразил.

– Только там и дальше пропуски есть, – предупредил новенький. – Вы учтите.

– Учтём, учтём, – нетерпеливо сказал Малина. – Продолжай, а то поздно уже. И дождь. В сон тянет.

Новенький достал тетрадку и начал читать.

«Я увидела, как исказилось лицо Жука. Оно поплыло и стало бесформенным, задёргалось в истерическом тике.

– А-А-А! – орал Жук. – А-А-А!

Жук бился на своей надувной подушке. Он махал и руками и ногами сразу, по подбородку у него текла слюна, губа была прокушена. Дэн открыл глаза и смотрел на него непонимающе, он ещё не вывалился полностью из сна и пребывал в невменяемом состоянии. Я приставила самострел к стене и принялась будить Жука. Жук проснулся и схватил меня за волосы.

– Проснись! – Я треснула Жука по голове. – Это сон!

Какое-то время Жук ещё держал меня за волосы, потом в его глазах проснулся разум, и он меня отпустил.

– Сон, – прошептал он. – Сон мне приснился…

Я сунула ему бутылку с водой, Жук начал пить.

– А тебе? – Он завинтил крышку. – Тебе что приснилось?

– То же, что и тебе. Тебе ведь приснился Володька?

– А ты откуда знаешь? – Жук посмотрел на меня с удивлением.

Я не стала отвечать.

– Ты шагал по дороге, а потом тебе встретился Володька. Он пошёл за тобой…

– Он догнал меня! – с ужасом прошептал Жук. – И положил мне руку на плечо. Она была холодная…

Жук огляделся и сразу же схватил свой самострел и стал его любовно осматривать и качать на руках, как мать младенца. Самострел придавал ему уверенности и силы.

– У меня нож пропал, – вдруг сказал Дэн. – Нож. Я ложился спать с ножом, а теперь его у меня нет…

И Дэн уставился на меня.

– А что ты на меня смотришь? – Мне совсем не понравилось, как он меня разглядывал. – Я, что ли, твой нож взяла?

Жук тоже принялся смотреть на меня. А этот-то чего? Его-то самострел остался! Никуда не пропал.

– Когда я ложился спать, нож у меня был. – Дэн оглядывался по сторонам. – Это не мой нож, папашкин, он в милиции зарегистрирован… Если я этот нож потеряю, он мне голову оторвёт…

– А тебе и так голову оторвут, – «успокоил» его Жук. – Так что ты за нож не волнуйся.

– Где мой нож? – Дэн принялся бегать вокруг, ругаться и искать свой резак. – Где мой нож?