Ла Маддалена. Революционеры и омары

Слева – море, но не фирменного изумрудного, а бирюзового оттенка. Справа – золотые скалы в пятнах алого мха. В мае он обрастает нежным белым пухом – цветет. Здешний пейзаж неприлично похож на фотообои, но все взаправду.

Ла Маддалена – архипелаг. На одном из его 62 остров умер Гарибальди – пират, герой, аферист и революционер. От старости, но без помощи аккабадор. Он умер не за то, чтоб русские туристы поедали боттарго и фреголо с видом на безупречное сочетание цветов. Но перед смертью, говорят, попросил вынести ложе на пляж – и смотрел на то же море, на которое теперь смотрят они.

Ла Маддалена торгует Гарибальди, зазывает в дом-музей Гарибальди, штампует магнитики с Гарибальди, но приезжают сюда люди, далекие от истории объединения Италии. Стинг, эмир Дубая, Роже Федерер, Мерил Стрип, Джанет Джексон, Тимати, Алишер Усманов, Игорь Шувалов и беглый премьер-министр Украины Николай Азаров.

Эти люди здесь не из-за домов-музеев, и даже не из-за восхитительного омара в каталонском стиле. Уж больно бухта удобная – в распоряжении гостей буи и тендер. И дальние потомки Гарибальди паркуют свой уже не пиратский фрегат и спускаются отужинать на берег.

Здесь много русских. В отеле с дизайнерскими сьютами по 700 евро за ночь самый шикарный, пошлый и раззолоченный номер называют «russian». А один русский, говорят, арендовал целый остров и потребовал, чтоб тот стал необитаемым. Сделали. В кустах спрятались официанты, и омар появлялся сам собой, как бы концентрируясь из лунного света. Здесь можно – все. Вопрос в цене.

Порто-Черво. Миллиардеры и мечты

Порто-Черво называют городом миллиардеров, но это не город. Это гостиный двор. Люди здесь не живут – они живут на виллах, а сюда приходят потусоваться: в рестораны, лавки, клубы и на пляжи.

В сезон, с июня по октябрь, сюда съезжаются женщины, красивые, как богини, и мужчины, красивые, как женщины. Но это не миллиардеры и их подруги. Это – наоборот.

Средняя зарплата официанта в Порто-Черво – 2000 евро в месяц. Удачливый московский бездельник зарабатывает столько же, просто просиживая штаны в конторе, но для итальянца это много, очень много, можно потом целый год жить. А еще из официантов можно выбиться в люди, и эта мечта заставляет очередное поколение красавцев и красавиц надевать передник и говорить «чего изволите» на пяти языках. Рассказывают, впрочем, что однажды официант действительно выслужился до директора по закупкам. В жизни такое случается гораздо реже, чем в плохом Голливуде, но все-же иногда случается.

Хотите сделать этим людям приятно – сделайте scarpette (дословно – детская тапочка, пинетка). Так называют кусочек хлеба, которым собирают с тарелки соус, если очень вкусно. Поели рыбу-удильшика с красным луком или каракатицу с сицилийским апельсином сангвинелло – немедленно делайте скарпетте. Официант заулыбается. Хочется верить, что искренне, а не за чаевые.

Смотреть тут нечего. Природа безупречна, но не безупречней, чем в других городках Изумрудного побережья, а с достопримечательностями и вовсе беда: обнесли кучу камней веревочкой – вот вам и музей.

Местные Лувр, Прадо и Эрмитаж – это «Розмарин», «Порт оленя» и «Лисичкина бухта». Последний даже засветился в фильме «Шпион, который меня любил» вместе с новеньким спорткаром Бонда и другими достижениями семидесятых. Все три построены по проекту Жака Куэля, великого последователя Гауди. «Дом – это живой организм», – говорил Куэль, и снаружи его постройки в самом деле кажутся инопланетной живностью: мягкие, текучие, очень «биологичные». Внутри – нарочито грубые известковые стены, цветные витражи, каштановые балки, тростниковый потолок, немного чугуна и соломы для колорита. Подчеркнутая природность, демонстративная скромность, легкое неудобство, за которое платят от 3 тысяч евро за ночь. Гениальные интерьеры подпорчены плазменными телевизорами – хозяева хвалятся, что есть даже Первый канал. Но зачем тут Первый канал?

Порто-Ротондо. Богема и ностальгия

У простолюдина мало радостей: посадить дерево да вырастить сына. Граф Луиджи Дона Делле Розе построил город. В нежном возрасте 24 лет он придумал, что должен быть на море уголок, где никогда не смолкает музыка, нарисовал карту и увековечил имена друзей в названиях скверов и улиц.

– Я сделал мосты, – говорит граф, – чтобы люди ходили пешком

– Чтобы люди ходили пешком, – говорит граф и добавляет грейпфрутовый сок в просекко, – я сделал дороги узкими.

«Я создал, я сделал, я придумал». Но сейчас граф – как бог у агностиков: дарит этому месту почетное, но почти незаметное присутствие. От былых владений остались вилла и яхт-клуб. Граф и сам счастливый обладатель парусной яхты длиной 32 фута, но не презирает и обладателей моторных.

– Кто любит женщин, тот любит женщин. Не блондинок и не брюнеток. Кто любит море, тот любит море.

Порто-Черво – сардинская Москва, гетто для богатых. Порто-Ротондо – сардинский Петербург, резервация для богемы. Таким его задумал граф.

Строили его в шестидесятые, и городок усвоил стиль тех лет: место удивительно постмодернистское. Экуменический храм, облицованный русской сосной, не освящен для служения, и псалмы распевают в местном амфитеатре. Но главная достопримечательность – не театр и не церковь, а gelateria – такая же старомодная, как словосочетание «кафе-мороженое».

С этого здания и начался городок. У Джованни Ломбардо уникальный титул: личный мороженщик Ага-хана IV. Но это в прошлом. Сейчас он делает 70 разновидностей мороженого, из них дюжина фисташковых. Причем фисташки должны быть не местные, а обязательно с подножья Этны: Ломбарди сицилиец и патриот.

Он, как и граф, жалуется на смену поколений. Старший сын философ, младший – инженер, вот ведь бездельники, некому продолжать семейное дело, только дочка помогает, но она пока маленькая, а потом, как сыновья, – на материк.

Пока одни бегут сюда с материка, чтобы раскалывать устрицы и подавать верментино богачам, другие бегут отсюда на материк, к большой и стремительной жизни. Такова судьба всех курортов. Остаются могучие старики вроде Ломбарди. И графа. Сейчас он красиво дряхлеет и вспоминает, как здесь, на его утопающей в зелени вилле, Ширли Макфейн подпевала Полу Маккартни.

Возможно, это старческая байка. Но лет через тысячу новый Тимей из Тавромения расскажет ее заново, и это будет – история. Есть, мол, в сердце бирюзового моря такой зеленый остров, а у него изумрудный берег, а на нем все поют и едят фисташковое мороженое.

Поезд Москва – Париж отходит в 7.40. Мужчины раздеваются до маек и щурятся от солнца, женщины дремлют, подложив под голову ладонь. Сидячий вагон опорожняют в Смоленске, парижский поезд едет дальше.

Смоленск – город-герой, не переживший своего геройства. После войны тут жили в землянках. Пустоту заполнили кое-как: фрагмент крепостной стены упирается в сталинку, панельный небоскреб торчит меж изб. Рекламируют работу грузчика и лечение алкоголизма – два тупиковых пути предлагает Смоленск. И третий путь – фабрика бриллиантов на улице Шкадова.