Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, не смешно? Нам тоже.
В Минск мы въехали молча. Город замер накануне зимы и выборов. Кто победит, знали заранее. Александр Лукашенко. Символ стабильности. Гарант покоя. Или гвоздь в терпеливой белорусской заднице. Тут мнения расходятся.
Трое и Рыгорыч
«Завязывай с наркотиками. Мы поможем. Заплати алименты. Бывших детей не бывает. Трезвость – это счастье. Трезвость – это счастье. Трезвость – это счастье. Заблудился в осеннем лесу – дождись птиц, они летят на юг».
Тут просто стать параноиком. Минск оглушает социальной рекламой. Он заботлив, настойчив и убедителен. Бросай-ка ты, братец, курить.
В остальном – русский город поменьше Москвы и побольше Тамбова. Довольно пусто. Довольно чисто. На ценниках полно нулей, как у нас в девяностые. Печенье «Слодыч». Консервы «Помидорыч». Копировальный центр «Копирыч». Квас «Квасыч».
А главный тут Рыгорыч, он же Григорьевич, он же Батька, он же Лука. Он не смотрит со стен и экранов в манере Большого Брата, но все разговоры только о нем. Снайперы не сторожат его сон, но за два квартала до резиденции – ни человека, ни машины. Его не то чтобы любят. Но на выборах за него абсолютное большинство. 21 год подряд.
В этом году против Рыгорыча трое. Полковник Николай Улахович – казак из ниоткуда, подал заявление в последние 10 минут. Демократический кандидат Татьяна Короткевич. И Сергей Гайдукевич, спарринг-партнер Лукашенко уже на четвертых выборах. Его я так и не увидел. Его вообще мало кто видел. Сначала он сказался больным, потом занятым, срочно уехал в Оршу, снова был болен, занят, недоступен, кто-то встречал его – или кого-то похожего – в холле гостиницы «Ренессанс», его потеряли собственные помощники, он пропал, как нос майора Ковалева. На исходе третьего дня поисков секретарша отчаянно крикнула:
– Нету его! Понимаете? Нету!
И бросила трубку так, что в ушах зазвенело. Словно и правда не было никогда никакого Гайдукевича.
Атаман Улахович и вилы на баррикадах
Атаман белорусского казачества Николай Улахович назвал дочь Онегой – в этом северном городке я провел детство, а еще есть такие белорусские чипсы. Я ожидал увидеть фрика, но в кожаном кресле сидел респектабельный господин.
– Я не хочу, чтобы была драчка между кандидатами. Чтобы мы перегрызлись, кто больше любит нашего президента! Этого вы не дождетесь.
И отставной полковник Улахович бухнул кулаком по столу.
– Я Александра Григорьевича уважаю. Но это не значит, что я с ним во всем согласен. Он – заявляю прямо – совершил ошибку. У него нет преемника! Понимаю, он всенародно избранный. Но опираться сразу на всех невозможно. И я иду на выборы, чтобы заявить: Александр Григорьевич! Мы ваша поддержка!
– А значит, когда он отойдет от дел, вы…
– Он не отойдет!
– Но он же не вечный.
– Да не в вечности вопрос!
И Улахович изложил свой план. Не надо по-лукашенковски скрещивать социальное государство с капиталистической экономикой, а надо строить капитализм, как в России. И обязательно – с партией власти. Чтобы было на что опереться. И партия будет его, Улаховича, Белорусская патриотическая. У которой пока нет ни сайта, ни телефона.
– А Лукашенко я сочувствую искренне! Он же должен принимать решения! А у него нет никого надежного рядом. Одинокий человек. Ему чиновники в рот смотрят, все делают, как он говорит. А я с ним общался. Он не такой недоступный и самолюбивый, каким его показывают.
Улахович искренне досадовал, что батьку окружили негодники. Вера в доброго царя при злых боярах свойственна и русскому народу, но в белорусах она сильней стократ.
– Белорусы – они какие? – задумался Улахович, и взор его затуманился. – 10 процентов активных. Потом болото. А потом 20 процентов вообще… наглецов. Эта страна новых людей не даст. Что имеем, с тем нам и работать. Они с виду спокойные, толерантные, лягу-прилягу. Но в каждом белорусе живет партизанщина. Заденьте их – и будет социальный взрыв. Тихо-тихо, потом р-р-раз – и с вилами на баррикады.
Демократ Короткевич и разбуженный белорус
Кофейный автомат, гигантское блюдо пряников, толпа нервных людей с новенькими макбуками и вай-фай с паролем Zapravdu. Штаб демократического кандидата Татьяны Короткевич.
Она не политик. 38 лет, бывшая завотделением в минском райсобесе, муж – автослесарь. Биография чиста. Даже самый въедливый чекист не найдет на нее компромата. Потому, вероятно, и поставили ее бороться с Лукашенко от лица сил света. Нарядили в красивый шерстяной костюм, чтобы было, как в Европе. Речи написали тоже европейские.
– Я – голос тех людей, которым плохо, которые чувствуют несправедливость и хотят перемен! Лукашенко установил диктаторский режим, но активно имитирует демократию. У нас один путь: участвовать во всех политических кампаниях, чтобы набрать поддержку. Только тогда мы переломим ситуацию. А пока члены избирательных комиссий и так видят, кто победит. Они своими фальсификациями просто приукрашивают победу Лукашенко.
И Короткевич печально обвела кабинет глазами, серо-голубыми, как минское небо. Сама она рассчитывала минимум на 18 %, но была уверена, что «нарисуют» ей намного меньше.
– Двадцать лет у нас никаких дискуссий. «Послушай, – говорит белорус начальнику, – я работал на десять часов больше, заплати мне сверхурочные». А начальник ему: «Не нравится – уходи. Уезжай из страны». И уезжают. У каждого свой внутренний ресурс, чтобы быть гражданином. Я никого не осуждаю. Режиму выгодно, чтобы уезжали. Чтобы игнорировали выборы. Чтобы забыли о политике. Кому-то белорус кажется апатичным. Но белорус не такой. Он волнуется! Он ищет! Очень легко разбудить белоруса!
Короткевич немного похожа на учительницу литературы. Помощники ее впечатляют куда больше. К одному четырнадцать раз за полгода приходила пожарная инспекция, другого в день выборов вызвали на работу, куда месяц не вызывали. Третьего настоятельно просили не дергаться, просто не дергаться. Ничего нового. Как в России.
Мужчины в черном
Уже второй кандидат обещал волнения и баррикады, и я пошел на баррикады.
– Ждем вас на пикете, будет здорово! – сказали в штабе Короткевич.
На пикете два безголосых пацана спели из Цоя, «Ляписа» и «Океана Эльзы». Компактная толпа лениво притопывала. Когда Короткевич вышла к народу, половина оказалась журналистами. А другая половина…
На Майдане таких называли «тихари». На вид – как русские бандиты девяностых. Одни одеты похуже, в спортивные штаны и куртки. Это добровольцы, провокаторы. Если надо, начинают драку, бьют витрины. Бегают плохо, опасны в группе. Другие – покрепче, пошире, в коже, с военной выправкой и с черной шапочкой-пидоркой на бритом черепе. Это профессионалы в штатском. Милиция и КГБ. Они никого не провоцируют. Просто ловят и лупят, когда настает время.
Я улыбнулся одному такому. Тот нахохлился, нахлобучил на шапочку капюшон и утратил грозный вид. Пикетчики допели что-то из Есенина и разошлись.